|
Андрей Поляков. Дорога в Серенгети |
|
Дорога в Серенгети Андрей Поляков, "Эхо планеты", №15, 2001
Более того, он служит продолжением популярного кенийского парка Масаи-Мара, куда из Найроби можно доехать за несколько часов и в котором уже не раз приходилось бывать. Какие уж там особые трудности? Прямой путь, правда, не годится. Граница между Масаи-Мара и Серенгети открыта только для зверей да научных экспедиций. Обычным посетителям, две трети которых прибывают в Серенгети из Кении, приходится добираться в объезд, делая лишних пару сотен километров. Что ж, не беда. Полюбоваться по пути на заснеженную вершину Килиманджаро -- дополнительное удовольствие. Причем, бесплатное. Иллюзии насчет возможности бесплатного созерцания в Танзании чего бы то ни было пришлось оставить еще в Найроби. В посольстве каждый желающий пересечь границу выложил по 60 долларов, приобретя взамен замысловатый штамп в паспорте. До северного танзанийского города Аруша, где частенько проходят региональные конференции, переговоры по урегулированию полыхающих в Африке вооруженных конфликтов и где уже семь лет степенно заседает Международный трибунал ООН по расследованию геноцида в Руанде, все шло как по маслу. Если не считать того, что не только верхушка Килиманджаро пик Ухуру (что в переводе с суахили значит независимость), но и склоны горы, почти до подножия, оказались плотно укутаны облаками. Как объяснили мне позже, в полный рост высочайшую гору Африки можно увидеть только на рассвете, до 7 утра. В тот короткий отрезок, когда экваториальное солнце, еще не запустив на полную катушку свою термоядерную турбину, теплое и ласковое едва показывается из-за горизонта. Незаметно пробежали и 70 километров шоссе, ведущего из Аруши дальше на юг, в административную столицу республики город Додома. Но стоило въехать в поселок Макуйюни и повернуть направо, на Серенгети, как асфальт сразу же кончился. Вдаль уходил проселок, покрытый крупным белым гравием или, скорее, средних размеров булыжниками. Заправляя машину в Аруше, я подкачал шины с обычных 30 до 40 атмосфер. Так авторитетно посоветовал хозяин бензоколонки, аккуратно одетый индус с интеллигентной остренькой бородкой. Он же подробно расписал и предстоящие тяжкие испытания -- для машины, и для пассажиров. Действительность оказалась куда красноречивее его по-восточному цветистых оборотов. Не то, чтобы Кения являла собой пример государства с идеальной дорожной сетью. Как раз наоборот. Даже главная кенийская автострада Момбаса-Найроби временами напоминает однополосную асфальтовую тропинку с жадно обкусанными каким-то неведомым чудовищем краями. Есть там и пыльные грунтовки, в сезон дождей превращающиеся в непролазное месиво, и "булыжные мостовые". Например, в Национальном парке Амбосели, как раз напротив Килиманджаро, по ту сторону границы. Если приноровиться, по такой своеобразной дороге можно двигаться довольно быстро, преодолевая в час километров по 70-80. От множества прокатившихся сверху разнокалиберных колес камни вминаются в почву неравномерно, образуя подобие стиральной доски. При правильно подобранной скорости автомобиль как бы летит по гребешкам, не успевая проваливаться во впадинки. Дорога на Серенгети -- особая. Сколько я ни старался, нужной скорости найти так и не удалось. То ли гребешки были слишком высоки, то ли впадины -- слишком глубоки и широки, только любая попытка превысить 20-километровый рубеж превращала езду в изощренную пытку. При этом приходилось то и дело увертываться от острых камней, густым частоколом торчавших на всем протяжении пути. По идее, каменные пики не должны были пропороть перекачанные шины, но судьбу искушать не стоило. 110 километров до заповедной зоны Нгоронгоро заняли больше времени, чем весь предыдущий путь, включая выстаивание в очереди, заполнение анкет и общение с таможенниками на границе. Когда-то зона была частью Серенгети, но потом ее выделили в особый район. А раз так, решили танзанийцы, то и платить за него надо особо. За право находиться там два дня пришлось облегчить кошелек на 90 долларов. Гостиница, само собой, -- отдельно, как и чаевые обязательному и вроде бы уже оплаченному гиду. Еще по 10 долларов взимается за каждый спуск в кратер, ради которого, собственно, туристы со всего света и рвутся в Нгоронгоро. Раздосадованный многочисленными поборами, я не слишком любезно поприветствовал подошедшего гида и даже не обратил внимания на его имя, а потом переспрашивать было неудобно. Да и не хотелось. Стоило подняться на гребень вулканического кратера, как все проблемы и разочарования разом перестали существовать. Передо мной лежал "затерянный мир" из давным-давно читаной и почти забытой детской книжки. В гигантском блюде кратера мирно паслись стада зебр и антилоп, желтел лениво развалившийся на травке львиный прайд, поблескивало озерцо, удалось разглядеть и пару носорогов. Картину несколько портили усеявшие гребень домики гостиниц и рыскающие внизу микроавтобусы туристических фирм. И все же зрелище было настолько невероятным, что, кажется, я так до конца и не поверил в его реальность. Внизу выяснилось, что гид приставлен не столько для помощи в поиске животных и объяснения особенностей их поведения, сколько для контроля. Вообще-то перед въездом в кратер всех посетителей предупреждают, что сверху их перемещения внимательно отслеживает в мощные бинокли и подзорные трубы целая бригада егерей. Да и водители туравтобусов, если что не так, мгновенно докладывают кому надо по рации. Так что -- не забалуешь. А тут еще этот. Стоило чуть-чуть заехать на обочину, как он поднимал отчаянный крик. Сверхбдительность гида раздражала ужасно. Хотя по здравом размышлении приходится признать, что она была нелишней. Как можно удержаться, чтобы не подъехать поближе к десятку львов, которые нежатся в какой-нибудь сотне метров от проторенной дороги? Ведь это как раз то расстояние, когда в бинокль царственных кошек видно вроде бы неплохо, а вот качественно их сфотографировать не получится даже мощным телеобъективом. Не будь рядом строгого сопровождающего, разве вспомнил бы я о правилах и грядущем штрафе? Вскоре после возвращения узнал, что в Нгоронгоро приключилась беда. Обитающих в кратере животных стала косить неизвестная болезнь. От таинственного недуга скончались 6 из 74 львов. Срочно прибывшая группа специалистов из Кении, ЮАР и США выяснила, что царь зверей не смог выстоять в поединке с... мухой. Расплодившиеся представители агрессивного вида этих насекомых облепляли грозных хищников и в буквальном смысле высасывали из них кровь. А незадолго до моего приезда в Нгоронгоро разразилась засуха. От недостатка влаги скончались три сотни буйволов, две сотни антилоп-гну, десятки зебр. Но так как -- в отличие от львов или черных носорогов, которых в кратере остался всего десяток, -- это виды распространенные, большой тревоги падеж не вызвал. На следующее утро предстояло отправиться дальше. Рассвет, как и все в Нгоронгоро, был великолепным спектаклем. Багровое солнце залило заповедник раскаленным металлом. Нереально яркие, чистые краски подняли настроение, что оказалось очень кстати. 150 километров до Серенгети, если и отличались от предыдущего отрезка, то в худшую сторону. На въезде в парк пришлось вновь отсчитывать купюры. Еще 80 долларов за двое суток, не считая гостиницы и прочего. Пузатый чернокожий служитель в небрежно распахнутом егерском мундире шлепнул штамп, почесал под мышкой и, не глядя, пробурчал: "Опоздаешь с выездом хоть на пять минут, будешь платить за полные третьи сутки". "С вашими дорогами и не на пять опоздаешь, -- взорвался я. -- А если сломался, если проколол..." Не говоря ни слова и по-прежнему не глядя в глаза, толстопузый встал и вышел в дверь с табличкой "Посторонним вход воспрещен". За стойкой никого не осталось. "Как вам у нас нравится?" Облаченный в безукоризненно чистую и отглаженную форму швейцар расположенной в самом центре парка гостиницы "Серонера лодж" лучезарно улыбнулся и почтительно отворил дверь. "Кошмар!" -- захотелось крикнуть в ответ. Но вокруг было так уютно, зелено, покойно, из двери пахнуло кондиционированной прохладой, такой вожделенной после бесконечных изматывающих скачек по острым булыжным бурунам, что помимо воли губы сложились в измученную улыбку: "Все прекрасно". Так оно и было. После короткого отдыха перспектива вновь садиться за руль уже не представлялась чудовищной. Гидом оказалась миловидная Джейн, которая, в отличие от своего коллеги из Нгоронгоро, открывала рот не только для того, чтобы объявить об очередном запрете. От нее я узнал, что Серенгети на языке народности масаев означает "бесконечная степь", что несмотря на название, две трети парка покрыты кустарником или лесом, что на территории парка можно найти не только живых животных, но и ископаемые останки доисторических людей, что лучше всего посещать парк в феврале-марте или мае-июне, когда там происходят самые волнующие моменты знаменитой "великой миграции", что парк не только окупает себя, но и приносит прибыль. Впрочем, о последнем обстоятельстве я мог догадаться и сам. С тех пор, как началась борьба известных немецких путешественников и экологов Бернгарда и Михаэля Гржимеков за Серенгети, число животных там возросло многократно, заверила Джейн. В Серонере работает основанный в 1966 году Международный исследовательский институт Серенгети, изучающий уникальную экосистему парка. Действует и лаборатория имени Михаэля Гржимека, отдавшего за спасение Серенгети свою жизнь. Но остаются и проблемы. По-прежнему донимают браконьеры. По-прежнему стоит вопрос о том, где выпасать скот масаям. Жестокая засуха, разразившаяся в 2000 году в восточноафриканском регионе, еще больше обострила его. Глядя на то, в каких условиях живут коренные жители, на их единственных кормилиц -- больных, еле передвигающих ноги скелетообразных коров -- невольно думаешь о том, что диким животным в Серенгети живется не в пример лучше. А когда в теленовостях показывают еще одного пойманного браконьера -- тощего, оборванного крестьянина с глазами затравленного зверька -- вместо беспощадной ненависти испытываешь щемящую жалость. За разговорами мы отъехали довольно далеко. Во всяком случае, по моим меркам. Как выяснилось, по меркам, принятым в Серенгети, не очень. Размеры парка поражают. Масаи-Мара казался мне бескрайним. Неспешно обозревая его пологие, усыпанные черепами холмы, причудливо кривые, лишенные коры пепельные стволы деревьев без единого листика, соперничающие с ними изогнутые шеи жирафов, бездонную лазурь неба с вдруг набежавшим грозным облаком, я ощущал себя наедине с вечностью. После Серенгети Масаи-Мара показался крохотным, укатанным, перенасыщенным туристами. Вспомнилось, как десяток слетевшихся по радионаводке микроавтобусов окружил лежавшую в траве львицу, расстреляв ее ураганом фотовспышек, как длинный караван автомобилей охотился за тщетно пытавшимся ускользнуть в кроне дерева леопардом, а потом долго и сладострастно рассматривал и фотографировал его со всех мыслимых углов. В Серенгети до такого еще не дошло. Туристов немало, но площадь позволяет рассредоточиться. К тому же, как и в Нгоронгоро, автомобилям строжайше запрещено съезжать с дороги. Для фотолюбителя -- мука неизъяснимая. К счастью, животных много, поэтому рано или поздно удачные кадры обязательно будут. Есть и такие, кто приезжает, чтобы специально поснимать, скажем, только носорогов, слонов или "кошек". Некоторые посвящают поездку осмотру одного кусочка парка или одного вида. Например, наблюдению за достигающими 6 метров крупнейшими нильских крокодилами, которые водятся в реке Грумети, или за лазающими по деревьям львами из окрестностей озера Маньяра. Нет в Серенгети недостатка и в захватывающих пейзажах. Пока мы ездили в поисках фауны, за окнами машины желтая саванна сменялась изумрудной, стройный лес с пышными кронами -- сухим корявым кустарником. Время от времени, словно корабли посреди необъятных морских далей, в бескрайней саванне возникали копье. Эти нагромождения валунов используют львы, высматривающие с них добычу, гепарды и бабуины, в них находят приют жирафы и слоны, носороги, леопарды и птицы. Об обратной дороге рассказывать нет сил. Она отняла их все без остатка. Упомяну лишь, что к выезду из парка я успел вовремя. Зато, когда вновь проезжал через Нгоронгоро (хотя на карте и обозначена дорога в объезд, в природе не существует даже намека на нее, поэтому возвращаться неизбежно приходится старым путем), пришлось вновь заплатить за полные сутки пребывания в заповедной зоне. Танзанийские власти знают, как выкачать из приезжих максимум денег. Но, несмотря на явное вымогательство, поток туристов не иссякает. Ради того, чтобы своими глазами увидеть Нгоронгоро и Серенгети, стоит и заплатить эти деньги и даже вытерпеть дорожную жуть и хамство служителей парка. Вернувшись в Найроби, я первым делом вновь поставил машину на техосмотр. Результат обследования почему-то здорово развеселил механика. "Еще пара километров, и передние колеса точно бы отвалились, -- захохотал он, пояснив причину своего бурного веселья. -- Где же ты ее так отделал?" Мой ответ вмиг снял с него улыбку. "Знаешь, что такое один серенгети?" -- спросил он. И, не дожидаясь ответа, сказал: "Единица измерения дороги в ад. Если бы был внимательнее, заметил бы, что все машины в парке ездят с листовыми рессорами и на задних, и на передних колесах. Так что скажи спасибо своему джипу. Не всякий выдержал бы такое издевательство". Вечером в школе имени Михаэля Гржимека -- есть в столице Кении такая большая средняя немецкая школа -- давали концерт. Хор в сопровождении ансамбля ударных и двух фортепьяно исполнял кантату "Кармина Бурана" Карла Орфа. Длинноволосые ученики старших классов в джинсах гармошкой и в мешковатых майках с портретами Бритни Спирс и Дженнифер Лопес били в барабаны и литавры, немного стесняясь своего участия в концерте классической музыки, сводный хор немецкой общины и Музыкального общества Найроби пел о фортуне, повелительнице мира. А я не мог отделаться от мысли, что судьба подчас может быть одновременно и жестокой, и благосклонной. Оборвав жизнь Михаэля, она не оставила своим участием его дело. Национальный парк Серенгети не умер. Он живет и процветает. А для диких животных на Земле осталось неплохое местечко. По крайней мере, для африканских. Бернхард Гржимек -- один из самых известных исследователей животного мира Африки, немецкий ученый-зоолог, путешественник, защитник природы, автор ряда интереснейших книг о Черном континенте. Профессор Гесенского и Берлинского университетов, почетный профессор МГУ. Родился в 1909 году. Окончил Берлинский университет. Начиная с 1945 года ежегодно совершал путешествия по Африке. Вначале он ездил по странам континента для того, чтобы приобретать животных в коллекцию Франкфуртского зоопарка, затем основной целью путешествий стала защита природы и спасение животного мира Африки. Много работал над практическим созданием национальных парков Восточной Африки и дал научные обоснования для границ многих заповедных территорий. Автор целого ряда научных трудов. Вместе с сыном Михаэлем снял обошедшие экраны всего мира документальные фильмы "Для диких животных места нет" и "Серенгети не должен умереть". Его 16-томная энщиклопедия животного мира сменила "Жизнь животных" Брема. Организовал "Фонд помощи истребляемым животным". Сын продолжил его дело. |