Свершилось: я, наконец, взбунтовал! Надоели
хитрые, якобы доброжелательные нашептывания, обманчивые, скользящие взгляды
и предсказания всяческих бед. Я хочу идти прямым путем: прижму к стенке
недружелюбно настроенных жителей Амбинанитело и заставлю их посмотреть
прямо в глаза. Деревня разделилась на два лагеря, которые относятся к
нам, белым людям, по-разному. В одном-несколько верных и искренних друзей:
учитель Рамасо, степенный Джинаривело, Берандро, Тамасу и Манахицара,
знаток старинных легенд. В другом - попрежнему недоброжелательный сотский
Безаза и многие его сородичи племени цияндру. Правда, Безаза сдержал обещание
и отправил своего сына Зарабе на отдаленные рисовые поля, но война из-за
угла нисколько не утихла. Иногда нам кажется, что злобная волна захлестывает
всю деревню и проникает даже в семьи преданных друзей, вызывая недоверие
в сердцах их жен, детей и внуков.
В течение нескольких дней я одурманивал себя жестокостью богомолов. Вероятно,
опыты пошли на пользу: я стал зол, как оса, и готов перевернуть небо и
землю, а прежде всего Амбинанитело. Решаю поставить вопрос ребром.
Китайскому булочнику в Мароанцетре велю приготовить два мешка сладких
сухарей, у другого китайца заказываю несколько бутылок отменного рома
и в один прекрасный день собираю у себя великое кабари. Кабари - значит
общественное собрание. Слежу, чтобы пришли не только друзья, но и сотский
Безаза и другие важные лица из рода цияндру, мо-
лодые и старые.
Приглашаю, разумеется, старосту Раяону. Раяона хочет показать себя хитрым
дипломатом и рядится в шкуру лисы. Собственно, относится он ко мне неплохо,
но я все время чувствую себя с ним как-то неуверенно. Жаль, что не будет
врача Ранакомбе-он уже уехал. Смелый и искренний хова, наверно, поддержал
бы меня.
Раяона, заметив серьезные приготовления, старается выведать, что я затеваю.
- Хочу со всей остротой поставить вопрос об отношении деревни к нам! -
раскрываю свои намерения.
- И вы готовите большую речь?
- Да.
- Я с удовольствием буду вашим переводчиком.
- Благодарю, охотно воспользуюсь вашей помощью... Правда, я уже просил
об этом Рамасо, но двое еще лучше.
Деревня догадывается о надвигающейся грозе. На меня смотрят еще подозрительнее.
Жители Амбинанитело решают обезоружить меня. В назначенный день кабари
ко мне с утра стали приносить дары природы: кокосовые орехи, рис, плоды
хлебного дерева, бананы, овощи, кур, яйца, сахарный тростник. Громадная
гора снеди высится на веранде моей хижины, но я не даю сбить себя с толку.
Хочу довести дело до конца.
Гости стали собираться тотчас после обеда. Первыми пришли учитель Рамасо
и староста Раяона. Вскоре уже не хватало скамеек и табуреток, и вновь
прибывшие стали располагаться где попало, прямо на циновках. Повар Марово
с помощью Богдана ловко обслуживает гостей, каждому подает рюмку рома
и несколько сухарей. Всем очень интересно, что произойдет; слегка обеспокоены
ожиданием, почти не разговаривают.
Приход сотского Безазы вносит оживление. Кабари еще не открываем, ждем
нескольких запоздавших, а пока Безаза рассказывает последние новости:
в приморском районе Анталахе на ванильных плантациях произошли стычки
между мальгашскими рабочими и белыми хозяевами, многих туземцев арестовали.
- А правда, что моего внука Разафы тоже забрали? - спрашивает Джинаривело.
Разафы уже несколько месяцев работал на побережье.
- Да, я слыхал об этом, - отвечает Безаза.
При этом сотский взглянул на старика с глубоким уважением, и в его взгляде
мелькнуло сочувствие. Помедлив, Безаза протянул руку Джинаривело и сказал:
- В нашей семье тоже есть пострадавшие. Рукопожатие взволновало присутствующих.
Все удивленно смотрят на них, словно протянутые руки прекращают давнишнюю
вражду между родами заникавуку и цияндру.
- Говорят, одного из наших убили, - восклицает кто-то, сидящий у стены.
- Нет, это болтовня! - заверяет староста Раяона.
- Но ведь стреляли1..
- Правильно, стреляли, но в воздух, для устрашения.
Воспользовавшись молчанием, спрашиваю, что, собственно, случилось. Рамасо
объясняет вполголоса.
Километрах в ста к северо-востоку от Амбинанитело, на восточном берегу
острова, расположен порт Анталаха. Там на прибрежных склонах прекрасно
созревает ваниль. Благородное и ценное растение из семейства гиацинтов,
напоминающее лианы, очень прибыльно, но требует тщательного ухода - искусственного
опыления цветов и сложной обработки созревающих стручков. Богатые французские
компании и отдельные белые предприниматели владеют в Анталахе плантациями,
на которых трудится много местных рабочих. Права рабочих защищают трудовые
договоры и уставы колоний. Они хороши на бумаге, но на каждом шагу беспощадно
попираются эксплуататорами.
Несколько месяцев назад плантаторы самовольно снизили заработную плату
и наполовину уменьшили дневную порцию риса, предусмотренную договором.
Когда пострадавшие взбунтовались и прекратили работу, местные власти,
вопреки существующим законам, объявили всех мобилизованными на принудительные
работы на плантациях, и теперь уже за сущие гроши.
- Но ведь и принудительному труду относятся только общественно полезные
работы, а не частные плантации, не правда ли? - говорю я.
- Конечно... по закону. Но власти в Анталахе дудят с плантаторами в одну
дудку; это одна шайка! Им наплевать на закон.
- А вышестоящие власти, например в Тананариве, никаких мер не принимают?
- Да поймите вы, вазаха, подлинную сущность колониализма: защищать интересы
только хозяев. Ну, если насилие над туземцами достигнет таких размеров,
когда могут пострадать интересы колонизаторов, например в случае вооруженного
восстания, только тогда вмешиваются власти. Рабочие, вынужденные насильно
работать на плантациях в Анталахе, продолжали бунтовать и избили некоторых
слишком ретивых надсмотрщиков. Тогда были призваны на помощь войска и
произведены дальнейшие аресты. Предполагалось изъять руководителей сопротивления.
Дело дошло до террора и пыток над некоторыми заключенными. В настоящее
время в Анталахе внешне как будто спокойно, но население взбудоражено,
множество людей заключено в тюрьмы и обстановка весьма накалена...
- Как вы считаете, Рамасо, чем это кончится?
- Чем кончится? Тем, чем всегда. У плантаторов - деньги и помощь властей,
рабочие же еле перебиваются и плохо организованы. Конечно, проиграют.
Будут радоваться, если арестованных выпустят из тюрьмы, и станут работать
на еще худших условиях. Но одно несомненно: сознание обиды растет.
В то время, когда Рамасо рассказывает эту грустную историю, приходят опоздавшие
гости. И тут у меня возникают мучительные сомнения. Ведь у племени бецимизараков
сейчас тяжелые заботы в связи с событиями в Анталахе. Удобно ли в такое
время навязывать жителям Амбинанитело свои заботы? Мои волнения по сравнению
с делами туземцев кажутся ничтожными и эгоистичными. Не лучше ли отказаться
от кабари и отложить его на более подходящее время?
Говорю обо всем Рамасо. Но он другого мнения. Кабари должен состояться,
это не только мое личное дело. Речь идет о моральном облике всей деревни.
Люди должны доказать, что умеют уважать доброжелательно настроенных, хотя
и чужих людей, приехавших сюда в качестве друзей. Именно ceйчас подходящий
момент заклеймить темноту и суеверие.
- Только не давайте обмануть себя, - предостерегает Рамасо, - подарками.
Ведь вам нужны другие проявления гостеприимства!
Кажется, наступает время начать собрание. Но меня опережает Безаза. Он
гладит рукой курчавые волосы, нервно трет подбородок, покрытый редкой
растительностью, наконец, торжественно встает и обращается ко мне. В очень
длинной и туманной речи, изобилующей цветистыми оборотами и медовыми словечками,
он просит, чтобы я отведал все, что принесла деревня, и признал ее дружбу.
Слова, слова, слова...
- Попробую даже твой мед, Безаза, и утолю голод. Но гостеприимство разве
на этом кончается? Нет, бананы и кокосовые орехи не одурманят меня своим
душистым запахом. Довольно играть в кошки и мышки.
Чувствую, гости озадачены. Они научили меня своим приемам: призываю на
помощь соседнюю гору Амбихимицинго, гору Беневского. В жизнь коричневого
человека постоянно вплетается природа: птицы, хамелеоны, лемуры, деревья,
горы, реки. И вот теперь гора Беневского вошла в хижину и зачаровывает
собравшихся мальгашей.
- Дух Бенёвского, - говорю им, - по сей день обитает не только на этой
горе, о чем прекрасно знают Берандро и Джинаривело, но и на севере, на
моей далекой родине. Бенёвский сперва боролся за наше дело, а потом за
ваше, он стал вашим великим королем - ампансакабе и оставил потомкам завещание
- книгу. В этой книге он рассказывает о своих друзьях, ваших предках,
и особенно расхваливает их гостеприимство. Мой народ очень интересуется
вашей историей и послал меня сюда, чтобы я мог рассказать, все ли еще
жизнь бецимизараков так достойна, как во времена Беневского. Что я должен
им сказать о вашем гостеприимстве? Я приехал к вам с дружески настроенным
сердцем и карманами, наполненными подарками. A с чем вы меня принимаете?
Сегодня, через столько недель знакомства, вы предлагаете мне рис, кур,
бананы, то есть то, что можно всегда достать за деньги. И это все, что
может дать ваша дружба? А где же ваш древний, святой мальгашский обычай?!
Слова, которые переводит Раяона с французского на мальгашский, обрушиваются
на них как удары и затрагивают самые чувствительные струны мальгашской
души. Старейшины озабоченно молчат. Только один Безаза осторожно спрашивает:
-Скажи нам, чего же ты хочешь?
Взгляды всех напряженно устремляются в мою сторону.
-Убедительного доказательства, - отвечаю, - что вы нас обоих считаете
настоящими друзьями. Нужны поступки, а не слова, даже если они приправлены
сладчайшим медом или украшены цветами.
Но Безаза с невинным видом упрямо повторяет тот же вопрос:
- Скажи ясно, какие поступки тебе нужны?
Хитрец думает втянуть меня в западню!..
Если я открыто выложу сейчас свои желания-совершу огромную бестактность
и нарушу этикет. И я молча перевожу вызывающий взгляд с одного на другого.
- Разрешите мне, - подает голос Рамасо,-выяснить некоторые вопросы. Вазаха
приехал в нашу деревню несколько недель назад, и мы все ежедневно видим
его. Никто не может теперь сомневаться, что вазаха наш настоящий друг.
И именно сегодня, когда на наше племя свалились беды, его дружба для нас
тем ценнее, что он как писатель может защищать наше дело во всем мире.
Разве в этом кто-нибудь сомневается?
Все молчат, никто не возражает.
- И неумным кажется, - продолжает Рамасо,-недружелюбие тех из нас, кто
хмуро смотрит на него.
- А имеются ли доказательства такого недружелюбия? - спрашивает Безаза.
- Да, вот хотя бы такое: хижина вазахи все еще пустует, до сих пор у него
нет подруги...
- Может быть, ему не нравятся наши рамату?-замечает какой-то шутник, однако
никто не желает слушать насмешника, и все громко протестуют.
- Ты, Рамбоа, лучше всех знаешь, где собака зарыта! - восклицает Рамасо.
- Ты и твои дружки распеваете по ночам всякий вздор, а девушки верят вашим
бредням и боятся вазахи.
Не знаю, хорошо ли поступил Рамасо,подняв вопрос о девушках. Я немного
смутился. Правда, несколько дней назад учитель мне втолковывал, что необходимо
заключить временный союз, воламбите, с какой-нибудь девушкой.. мол, это
укрепит связь с деревней, но говорить об этом теперь, на таком многочисленном
собрании, мне казалось неуместным.
Рамасо замолчал, и все уставились на меня, словно требуя объяснения. Я,
как полагается по хорошему тону, обращаюсь к истории и отвечаю аллегорией:
- Прежде в вашей реке Антанамбалана не было совсем крокодилов, и только
полтора века назад король Рабе привез из Анталахи первого живого крокодила.
Вам известно, как король Рабе высоко расценивал гостеприимство: даже такое
страшное чудовище он считал своим гостем и отдавал дань святому обычаю,
ежегодно торжественно дарил ему девушку...
Люди долины Амбинанитело знакомы с удивительной историей короля Рабе и
крокодила. Знают ее и охотно слушают снова, а некоторые признательно кивают
головой. Слушать старинные легенды коричневым людям нравится всегда не
менее, чем вкушать сладкий плод манго.
Помолчав немного, добавляю с улыбкой:
- А мы, двое белых людей, ваши гости. Мы не крокодилы и, вопреки пению
глупого Зарабе, девушек пожирать не собираемся.
Тут встает старик Джинаривело, мой добрый друг, который знает, что такое
труд писателя и что значит книга. Ведь в моей книге его некогда поразили
фотографии деревьев в канадских лесах, и он изрекает властным голосом:
- Ты наш друг! И на своей родине ты должен хорошо написать о нас.
Наклоном головы благодарю его, но пожимаю плечами и показываю глазами
на угол хижины, где сидит группа мужчин с осовелыми лицами, родственники
Безазы. Они тоже пьют ром, но угрюмо молчат и, притворяясь задумчивыми,
упорно не отрывают глаз от пола. Видно, строптивые противники. Если они
не поднимут глаз и не примут участия в общей беседе, сегодняшние труды
пропадут даром. Богдан не спускает с них глаз и все подливает ром. Но
ничто не помогает: сидят нахмурившись.
- Смотрите, смотрите, гора! - кричит мой приятель Берандро и как безумный
бросается во двор.
Солнце садилось за горами. В долине протянулись вечерние тени, ближайшая
гора Амбихимицинго, которая стоит против моей хижины, охвачена последними
лучами солнца и горит красным пламенем словно зачарованная. На склонах
ярко сверкают деревья гвоздичных плантаций, на вершине золотится старый
лес. Всю природу вокруг, даже цепь ближайших, более низких вершин, покрыл
спокойный фиолетовый полумрак; тем призрачней пылает только одна гора.
Великолепное зрелище, которое повторяется почти ежедневно в это же время,
сегодня, после моих слов и возгласа Берандро, приобретает новое, таинственное
значение. Гора кажется мальгашам ожившим призраком. Им чудится, что она
бросает кому-то грозный вызов, подает таинственные знаки.
- Гора Беневского! - взволнованно восклицает Берандро.
Не уловка ли это доброжелательного мальгаша?
И вдруг мои гости, возбужденные и будто разгадавшие таинственные знаки
горы, громко выражают свои чувства, некоторые даже кричат. Все возбуждены,
у всех блестят глаза. Раяона и Рамасо не могут перевести ни слова; все
говорят одновременно. Даже родственники Безазы сорвались с места, смотрят
на гору как безумные и высказывают свои догадки. Какой-то массовый психоз.
Он прошел так же быстро, как и вспыхнул. Все успокаиваются, замолкают
и, немного смущенные, садятся на свои места.
После короткого, негромкого разговора между собой мальгаши приходят к
какому-то решению и старик Джинаривело говорит:
- Деревня Амбинанитело признает и любит своих белых гостей и в честь древних
обычаев и в знак прочной и искренней дружбы желает дать тебе в жены мальгашскую
девушку. Ты согласен, вазаха?
- Если таков ваш обычай и таково доказательство дружбы, я, разумеется,
согласен;
- А есть ли у тебя, вазаха; определенное желание в отношении вади?
Я подумал об одной милой девушке, но, боясь свершить бестактность, не
говорю о ней, а только шутливо объясняю:
- Я хотел бы иметь вади молодую, красивую, веселую, здоровую, благородную...
Возврат к мирским делам приносит явное облегчение. Обильный поток качеств
моей будущей вади вызывает ясную улыбку на всех лицах.
- Джинаривело спрашивает:
- Моя внучка Беначихина подойдет?
Он уверен в моем согласии и, не дожидаясь ответа, посылает одного из младших
родственников за девушкой.
- Постойте! - Я хочу удержать их, но мой голос тонет в общем шуме.
Тут же всех поражает новость: возвратившийся посланец сообщает, что Беначихины
в деревне нет. Ушла вместе с Зарабе на отдаленные рисовые поля.
- Позор на нашу голову! - Джинаривело искренне огорчен, это видно по его
глазам.
Я кусаю губы, чтобы не расхохотаться.
- Прикажу вернуть ее силой! - негодует дед.
- Оставь Беначихину в покое! Не надо ее! - восклицаю я и обращаюсь к посланцу:
- А Веломоди в деревне?
- Да.
- Поди спроси, хочет ли она стать моей вади!
Мои слова снова поражают присутствующих. Через минуту все узнают: Веломоди
согласна стать моей вади.
К Джинаривело быстро возвращается хорошее настроение, и он радостно говорит:
- Это хорошо! Сегодня вечером семья приведет ее к тебе.
День проходил, и солнце клонилось к закату под знаком злых предчувствий,
закипавшей в душах бури и сплошной неизвестности. Теперь все ясно: наступает
тихий вечер. Гора Бенёвского, наконец, присмирела, погасла и засыпает
во мраке, как и все другие горы.
|