Ноев ковчег Намибии

Павел Мыльцев, ВИНДХУК, Эхо планеты

На зябкой и очень ясной заре пробуждаешься от раскатов протяжного баса, обронившего в тишину полную октаву звуков. Впечатление такое, будто к тебе бредет некий великан или накатывает первая волна землетрясения. А это всего лишь утреннее позевывание льва, который разминается, кажется, где-то совсем рядом, у нашего домика из обструганных жердей.

Не успев испугаться, вспоминаю: мы второй день знакомимся с гостевой фермой "Харнас", что в трехстах километрах от столицы Намибии, где каменная пустыня Омахеке незаметно переходит в песчаные дали великой Калахари. Минувший день был проведен в компании хищников. Проявив завидный энтузиазм, мы побывали подряд на трех гейм-драйвах -- разъезжали на открытом "Лендровере" среди зверей, до которых в буквальном смысле слова рукой подать. Здесь вообще процветает дух мирного сосуществования: загоны для львов соседствуют с домиками для гостей, их разделяет лишь проволочный забор, правда, двойной.

Калахари приучает к контрастам. Днем -- духота и зной, лучше не оставлять напоказ солнцу ни одной клеточки тела, а с закатом стремительно свежеет, может и мороз ударить. Выносливости и закаленности гидов, Петруса и Корне, остается только завидовать. С раннего утра наши совсем юные спутники -- парень и девушка -- на ногах. За сутки четыре-пять поездок с туристами по владениям зверей, подробные объяснения. Нередко им приходится и баранку крутить. У Петруса до льняной белизны выгоревшие волосы и красно-коричневая от беспощадного солнца кожа.

-- "Харнас" в переводе с африкаанс означает "щит", "броня", -- объясняет Петрус. -- Здесь находят приют и защиту животные, попавшие в беду: пораненные в капкане, случается, даже потерявшие конечности или лишившиеся хозяина. Часто нам звонят фермеры и просят забрать леопарда или гепарда, которые нападают на скот, -- разъяренные люди готовы их пристрелить. Иногда своих питомцев просят приютить люди, перебирающиеся на постоянное жительство в город, а то и заграницу. В Намибии зверей нередко держат прямо на фермах, а в новых условиях такое невозможно. Приносят и малышей, оставшихся без родителей или брошенных ими. В этом возрасте все они одинаково беспомощны, будь то бабуин или лев, куду или гиена. Нравы в зверином мире суровые: львы и леопарды, к примеру, стремятся умертвить собственных детенышей, опасаясь обрести в будущем конкурента. А самка гепарда довольно быстро теряет интерес к младенцам, бросая их на произвол судьбы...

Зато сама Намибия на весь мир прославилась заботой о природе, флоре и фауне. Пожалуй, нигде в мире нет законодательства со столь ярко выраженной экологической направленностью. И нигде так не пекутся, чтобы деятельность человека как можно меньше сказывалась на окружающей среде. В этом уголке Африки стремятся сохранить первозданную красоту внешне негостеприимного края. Достаточно сказать, что закон запрещает ввозить в Намибию "неродных" для нее животных, чтобы не нарушить сложившийся природный баланс. Запрет наложен и на вывоз хищников, в результате чего в Намибии сохранилась, в частности, крупнейшая в мире популяция гепардов.

Оговорюсь, что такие порядки нравятся не всем. Территория страны, за исключением государственного заповедника "Этоша", поделена между частными владениями, принадлежащими в основном фермерам-животноводам. А те отнюдь не в восторге от гепардов, перегрызающих горло баранам, как и от леопардов, пожирающих быков, или каракалов, изрядно "прореживающих" домашнюю птицу. Фермеры предпочитают не возиться с выделением охотничьих угодий для хищников, как это рекомендовано властями, а просто берут в руки винтовки или расставляют капканы. Парадоксально, но в обширной Намибии практически не осталось естественной среды обитания для диких животных.

-- Фонд защиты дикой природы, созданный три года назад в "Харнасе", так и называется "Ноев ковчег Намибии", -- продолжает свой рассказ Петрус. -- Это очень важный проект. Ведь можно по пальцам пересчитать фермы, где нашли последнее пристанище звери, особенно хищники. А искалеченные и осиротевшие животные вообще находят зашиту только у нас. Радует, что не перевелись еще подвижники. Хозяева фермы Нико и Мариет фан дер Мерве в 1978 году за пять рандов и кусок булки выкупили мартышку у людей, которые ее били. Затем они стали разводить дикую ушастую собаку, которой грозит вымирание на Юге Африки. Постепенно "Харнас", создававшийся поначалу исключительно как животноводческая ферма, стал и частным заповедником. Здесь не только содержат, но и выхаживают больных и искалеченных животных, воспитывают осиротевших малышей.

Уникальность "Харнаса" -- в возможности близкого общения со зверями, даже хищниками. Только здесь, не опасаясь за последствия, можно в сопровождении гида подойти к взрослому льву и отважно погладить его, подержать на руках крошечных, величиной с ладонь львят. Правда, это не вполне дикие животные: они, как правило, выросли на ферме и отчасти приручены, но от этого ощущения не утрачивают остроты. Звери в "Харнасе" живут не в вольерах, а на обширных огороженных территориях, приближающихся по площади к их природным владениям.

Предназначенные для туристов домики с горячей водой, душем и кондицинером сдаются, как и повсюду в Намибии, за символическую плату и не способны окупить содержание животных. Обнести огромную территорию 4--5-метровой изгородью, кормить и лечить животных -- дело весьма дорогостоящее. Ради этого фан дер Мерве продали остальные свои фермы, оставив лишь "Харнас". На зверей идут все доходы от животноводства, но этого недостаточно. Содержание одного, например, леопарда обходится в десятки тысяч долларов в год. Выручают лишь добровольные пожертвования и система "усыновления" животных.

-- Мы предлагаем всем, кому это по средствам, усыновить одного из наших малышей, -- говорит хозяйка фермы Мариет фан дер Мерве. На майке у нее два крошечных бабуина, энергично сосущих молоко из детской бутылочки. -- Это значит, что приемные родители обязуются всю жизнь опекать нового родственника, оплачивать его содержание: ведь выращенные нами звери не смогут выжить в естественных условиях. Они привыкли, что их кормят, да их и не примут в свою среду дикие сородичи, потому что они вовсю пропахли человеком. Так вот, каждому приемному родителю мы выдаем официальное свидетельство, копия которого вывешивается у нас в приемном зале. Вот сейчас есть возможность стать родителями Симбы...

Мариет открывает дверь своей кухни, и оттуда, неуклюже переваливаясь через порог, выползает совершенно восхитительный палевый колобок с черной рябью по жестковатой шерсти. Еще мгновение, и шестинедельный львенок с интересом обследут мое плечо. А я -- его коричневые мягкие подушечки на лапах с не по масштабу крупными когтями. Симба с удовольствием сосет мой палец. По повадкам он мало чем отличается от нашей овчарки Дозор, когда мы его купили щенком в таком же возрасте. Много в нем и от ребенка, судорожно цепляющегося за "папу".

От сознания, что это крохотное создание через несколько лет превратится в царя природы, кружится голова. Понимаешь, насколько зыбки барьеры между нашими мирами, насколько близки к нам животные, даже хищники. Мы просто сами бездумно отгораживаемся от них.

Это ощущение, словно заправский беллетрист, выразила некая Сесилия из Гонконга, за несколько лет до нашей семьи побывавшая в "Харнасе" и ставшая приемной мамой для львенка. "Три года назад, -- вспоминает она, -- я кормила из бутылочки львенка, названного мной Шер Ханом. В моих ладонях было мягкое тельце самого опасного хищника, смотревшего на меня своими ангельски невинными глазами. Ныне я услышала издалека его зов и вернулась к нему, могучему и царственному. Я посмотрела ему в глаза и поняла, что связь между нами никогда не прерывалась. Мы оба знали, что мы всего лишь разные выражения Божьего промысла. Я ощущала его силу, которая невольно передавалась мне. Я боялась коснуться хищника, но вдруг поняла, что он не так опасен, как человек. Я верю, что когда-нибудь мы мирно будем делить планету с животными, словно с нашими братьями и сестрами".

Симбу хозяйка фермы еще держит в основном дома -- пока на него, не заметив, можно легко наступить. А рядом, во дворе на лужайке, играют

4--5-месячные гепарды. Они вышли из младенчества и, как заправские подростки, без конца затевают возню, норовя погрызть у соперника ухо или дать ему оплеуху. По поведению это вылитые котята. Кстати, они с удовольствием мяукают. Под стать малышам и взрослый гепард, которого к нам вывели из загона, где тот мирно бродил рядом со страусом, грифом и какой-то мелкой домашней живностью. Меня приободрило то, с каким спокойствием и даже равнодушием проходили мимо гепарда работники, и я, набравшись смелости, осторожно погладил пятнистую кошку по голове, а затем стал почесывать ниже подбородка. Гепард зажмурил глаза, издал что-то вроде мурлыканья и благодарно облизал мою руку шершавым языком.

Не так легко дался визит ко львам. Хотя они были еще не совсем взрослыми и не добрали положенной им четверти тонны, впечатление эти красавцы производят хоть куда. Сразу вспомнились слова Петруса о том, как стремительно и резко двигается лев, способный лапой запросто пробить корпус "Лендровера", если его в нем что-то не устраивает. Но выказывать трусость не хотелось, и мы с женой, оставив, как того требуют правила, детей за изгородью, пошли на заклание вслед за гидом.

Однако все оказалось довольно обыденно. Трое львов лениво растянулись в тени акации, и главное было -- не мельтешить у них перед глазами. А если присесть на корточках за гривой, то можно совершенно спокойно поглаживать их по голове. При этом звери, что немного обижало, не проявляли к нам никакого интереса. Петрус предлагал нам даже, подобно ему, улечься между львами и пообниматься с ними. Но мы еще не дозрели до такой фамильярности, предполагающей другой уровень знакомства, да и личной отваги.

Кстати, в программе для туристов значатся совместные прогулки, так сказать, на пленэре -- вне двора фермы -- не только со львами, но и с леопардами. Не знаю, сам не видел, но верится в такую идиллию с трудом. Во время одного из гейм-драйвов нам довелось вблизи понаблюдать за гепардами. Произошло это в то время, когда гиды кормили их, а мы вместе с другими туристами почтительно наблюдали за этим процессом с открытого "Бедфорда" -- допотопного английского военного грузовика, до сих пор считающегося самым проходимым в Африке.

Надо сказать, что в процессе наблюдения мы преисполнились почтения к безмолвному убийце, как на юге Африки прозвали леопарда. Этого титула он удостоился потому, что охота на него неизменно превращается в охоту леопарда на охотника. Эта самая мощная дикая кошка, уступающая только льву, -- бесшумно и совершенно незаметно делает петлю и заходит в тыл к охотнику. А дальше, как говорится, дело техники: зверь одним махом перегрызает горло незадачливому добытчику и легко затаскивает на дерево для трапезы добычу, вдвое превышающую его по весу. Он способен осилить массу до 200 килограммов.

Так вот, "поместья" леопардов в "Харнасе", хотя, повторюсь, это звери, там и взращенные, окружает высокий забор из колючей проволоки под напряжением. И гиды бросают им пищу из-за забора, не входя внутрь, -- ведь леопардов, как считается, приручить невозможно, а прыгают и скачут они не хуже обезьян. Может, именно поэтому мозги бабуина -- любимое лакомство леопарда. Его лапа накрывает сзади голову обезьяны так, что когти как раз входят в глазные впадины, и он одним рывком вскрывает череп примата. Извините за эти жутковатые подробности, достойные крутого кинотриллера. На всякий случай возьмите на заметку: зазевавшемуся человеку он может легко, одной лапой перешибить позвоночник...

Несколько дней, до краев заполненных острыми ощущениями, пролетели незаметно. Нас уже ждал Виндхук с его повседневной суетой и заботами. Но воспоминания о мгновениях небывалой близости к природе остались, как я думаю, на всю жизнь.