Владимир Корочанцев. ЖО - Львиное сердце

 

ЖО - Львиное сердце

Владимир Карачанцев, "Эхо платнеты", май 2002

 

Если сравнить набор праздников в календаре европейских и
африканских народов, то различие будет примерно таким же, как
между скудным завтраком бедняка и пиршественным столом олигарха.
Мне довелось наблюдать много торжеств на черном континенте, но
самым диковиным оказалось то, что я увидал в деревне Сауие
неподалеку от города Абиджан в Кот-д'Ивуаре.

 

На языке акан слово "дипри" означает одновременно "праздник", "торжество" и "радость". В каждой лесной деревушке есть свое дипри и очень важно выбрать для него соответствующее время. "Праздник, как и плод, бывает сладким, когда созреет", - говорили мне африканские друзья с характерной для них образной
назидательностью. И посуровев, добавляли: "Праздник не ко времени - объятие с голодом".
Надо думать, время для праздника Неуязвимости в Сауие было выбрано абсолютно точно (середина мая), поскольку еды и особенно напитков было вволю. Хватило всем, а народу собралось много: не только из окрестных деревень - из самого Абиджана. Обычно дипри подгоняют под христианский праздник Вознесения, чтобы на нем могли присутствовать и любители экзотики из чужеземных стран. На
этот раз их тоже понаехало немало. Думаю, в своих ожиданиях они не обманулись.
Праздник Неуязвимости - один из любимейших у здешней народности абиджи, входящей в состав более крупного племенного объединения акан. Участники этого старинного гульбища должны прдемонстрировать, сколь велик их духовный потенциал и тем самым запугать злых духов, заставив их в панике бежать из деревни. Во имя этого каждому жителю Сауие надлежало совершить Поступок,
реализовав тем самым одну из заповедей предков, гласящую: "Жизнь человека - это его поступки".
Как выяснилось, самый главный поступок предстояло совершить моему доброму знакомому - авторитетному и честолюбивому магу Жо-Де Лиону. Накануне он объявил о своем намерении на глазах у почтенного собрания отрезать себе самое дорогое, то, что делает мужчину мужчиной, - детородный орган. А потом вернуть его на исконное место, дабы продемонстрировать свою неуязвимость и магическую силу.

"У большого человека и дела великие", - уважительно сказал один из свидетелей этой клятвы, стоявший рядом со мной, и несколько туманно заключил: "Кто убил льва, несет его кости".

Похоже, в этих словах содержалась своя сокровенная мудрость. Я вспомнил, что по легенде мой друг однажды сразил сразу двух львов, откуда и возникла приставка к его имени - "Де Лион" (по-французски: два льва). То есть в развернутом виде его можно именовать: Жо, победивший парочку львов. А следовательно, заслуживший право нести их кости, понимай - бремя славы. Тут я вдруг на мгновение представил себе, что произойдет, если при осуществлении своего дерзкого эксперимента Жо - упаси бог, конечно, - вдруг испустит дух. Кому будет доверена честь нести
то, что он отрезал?..

Подготовка к празднику началась в полночь. С этого часа никому не дозволено входить в Сауие. Происходило как бы черновое, предварительное очищение деревни. "В это время мы приступаем к изгнанию сил тьмы и зла. Если кто-то нагрянет к нам в этот момент из саванны, то рискует принять на себя всю эту
нечисть. Очень опасно, очень! - пояснил Жо. Он комфортно расположился перед канистрой с пальмовым вином, которым обожают лакомиться местные жители, и великодушно делился со мною своими познаниями. - Задачу облегчает то, что зло и добро, как вода и масло, не могут смешаться. Мы умеем отличить одно от другого".
Жо-Де Лион готовился к ритуалу по собственной программе. Ради обретения уверенности заглянул через час после полуночи на кладбище. В эту пору на могилах зажигаются свечи, и участники обряда обращают молитвы к ушедшим в мир предков знахарям и колдунам, прося их о поддержке.
Около трех часов ночи, когда разморенных недосыпом и спиртным гостей праздника начало клонить ко сну, в деревне внезапно раздались истошные вопли. Я понял, что первые, самые нестойкие злые духи уже покидают деревню.
Поскольку предстоящее дипри должно было стать своеобразным смотром стойкости жителей Сауие, участники ритуала собирались с силами, закаляли волю и дух. Когда над деревьями показался краешек солнца, на улицах появились первые участники праздника - самые юные жители деревни. Распевая и ритмичные покачиваясь, они бродили по улице и совершали маленькие, разминочные подвиги
- глотали комки грязи. По-видимому, это должно было символизировать неуязвимость их желудков. Другие, войдя в азарт, раздевались догола и расхаживали по просыпающейся деревне, шутливо выводя мочевой струей замысловатые узоры на еще не прибитой пыли. У каждого народа свое представление о юморе.

Были трюки и более серьезные. Некоторые подростки размахивали бамбуковыми ружьями, постреливая поверх голов высыпавшего из хижин люда. Оружием служили стянутые проволокой бамбуковые трубки, набитые порохом. В руках одного из удальцов они взорвалось и обожгли пальцы, однако незадачливый стрелок
даже бровью взглядом не повел - неуязвимый! Кто-то с хохотом засовывал в рот стекло от бутыли из-под виски и смачно хрустел им.
Люди более зрелые - пришла пора основного состава - заранее оповещали о том, что они намерены совершить. По своей технической сложности обещания были самыми разными, но одинаково неожиданными: "Я взберусь на папайю" (дынное дерево, самое ломкое в Африке), "Я спрячу слона в банановой роще!", "Я прикажу
пантере лизать мне ноги", "Я заставлю солнце взойти на западе"... Однако, ни одно из этих рекламных объявлений не могло затмить для меня, пусть и не столь масштабного, но впечатляющего проекта, заявленного Жо.
Народ ел, пил и плясал под тамтамы и модные ритмы, которые выхрипывал старенький магнитофон. Пальмовое вино, пиво, джин лились рекой. Мужчины, раздували грудные клетки, готовясь к магическому обряду. Копошившиеся вокруг костра, женщины пекли, жарили и варили все новые яства. При этом они успевали, на лету ухватив приглянувшийся ритм, обозначить пышными торсами
грациозные па.
В доме Жо в эту ночь не спали даже дети. Сам маг, когда я утром заглянул в его хижину, выглядел озабоченным. Глаза у него покраснели от недостатка сна и излишков спиртного. Он ворчал, то и дело консультировался с добрыми духами (для природного баланса существуют и такие). По словам Жо, они концентрировались над канареечного цвета жертвенным камнем, установленным в центре двора.
Оказывается, супруги Жо-Де Лиона устроили не то, чтобы бунт - такое в африканской деревне немыслимо, - но свару. Конечно, они верили в магический дар своего властелина, однако волновались. Отрезать-то он отрежет, а вдруг потом не приживется? И женщины вздрагивали от мурашек ужаса, разбегавшихся по их темным телам. Некоторые плакали, другие, раскачиваясь, причитали. Мне переводили отдельные, наиболее красноречивые стенания, являющиеся неотъемлемой частью национального фольклора, где можно найти подходящий прецедент для любой экстремальной ситуации.
Вот некоторые образцы: "Глупость совершают не только дураки!" (это мягкий укор - в Африке мужа можно критиковать только опосредствованно), "Не будет цветов, исчезнут и бабочки! Исчезнут бабочки, не будет коконов!". Прозвучал и еще какой-то сложный идиоматический оборот. Чтобы растолковать его,
потребовалась помощь целой бригады толмачей. Благодаря их коллективным усилиям текст приобрел неожиданное сходство с названием знаменитого романа, о существовании которого мои помощники вряд ли подозревали: "Муж без пениса подобен всаднику, лишенному головы". Не исключаю, что этот довод оказался для Жо решающим.

"Замолчите, глупые! - рявкнул он. - Ладно, на первый раз я отрежу себе ухо или язык". Младшая супруга Жо быстро перевела взгляд с первого из названных предметов на второй и объяила, поразив нас не по возрасту зрелым мышлением: "Лучше язык - в нем меньше прока".

Мне почему-то показалось, что хитрый Жо решил проверить чувства своих жен, и они с честью выдержали испытание. В результате я выслушал еще одну мудрую сентенцию: "Курица соседа всегда кажется индюшкой, но для меня мои курочки слаще любой самой жирной индюшки соседа". Надо ли уточнять, кто признес эти
куртуазные слова?

И вот во дворе победителя двух львов началась подготовка к долгожданному обряду. Обнажив свой мускулистый торс и натянув, как того требовал обычай, белые полотняные брюки, Жо принялся растирать какие-то листья, после чего натер ими тела детей. По-видимому, им предстояло сыграть свою роль в предстоящем действе.
Зрители вошли в транс и исступленно приплясывали вокруг жертвенного камня. Один из маленьких братьев Жо подошел к нам с окровавленным ртом, с хрустом дожевывая остатки разбитой бутылки. При этом он ухитрялся улыбаться. Завывая, брызгая слюной и дико вращая глазами, женщины в трансе глотали сырые
яйца вместе со скорлупой.

Наконец вступили в действие старшие, самые сильные люди деревни. В окружении близких они исполняли боевые мелодии на языке народа акан, когда-то пришедшего сюда с территории нынешней Ганы. Женщины принялись окроплять стариков отварами чудодейственных растений, и те, забыв о возрасте, резво
запрыгали на полусогнутых ногах. Вдруг, запрокинув голову, они принялись ритмично колоть себя в живот ножами. По белым брюкам потекла кровь.
Впрочем, у некоторых самых искусных (или самых неуязвимых?) исполнителей, крови практически не проступала, а свежие раны заживали на глазах, оставляя на теле розовые рубцы. К старшему поколению присоединились юноши, также принявшиеся полосовать себя по животам, нанося длинные неглубокие порезы. Обессилевших относили в сторону, а их место занимали другие самоистязатели.
Среди них я узнал двух или трех сыновей Жо. Этот жестокий обряд называется "секе". Говорят, что секрет - в особых отварах, которые втираются в тело, делая его невосприимчивым к боли. Не меньшее значение имеет особая концентрация духа.

К моменту, когда гостей угощали требухой, Жо в уединении завершал подготовку. Каким-то особыи семенящим шагом он плавно пересек двор и двинулся к барабанам. Под их неистовый грохот он выхватил нож и, не дав опомниться зрителям, ловким, выверенным движением отсек себе язык. Изо рта выплеснулся алый фонтанчик. Плошадь взвыла. Промычав что-то нечленораздельное, Жо показал пораженным зрителям кусок отчужденной плоти, с которого капала
кровь. Двор взвыл, бедные жены мага тонко заголосили.
Затем чародей попятился, засунул в глотку отрзанный язык и следом стал лихорадочно запихивать приготовленную заранее зеленую пасту из трав. Слегка давясь, он заглотнул это месиво. "Не проглотил бы с ним и язык", - тревожно подумал я. Но тут маг взмахнуд руками и свободно проартикулировал: "Если птица теряет перо, то вместо него вырастает новое!". А потом широко открыл рот и продемонстрировал зрителям целехонький жгуче красный язык!

Ликующие крики зрителей были способны заглушить топот носорожьего стада.
Что это было, я не знаю до сих пор. Мистическое чудо, массовое внушение или ловкость рук? Да, наверное, это не так уж важно. Я видел старинный обряд, уходящий корнями в древнюю историю Черного континента, и это впечатляло...
Разгоряченный восторгом публики, наш герой принялся снова обещать, что в будущем году он обязательно отсечет... Вы уже узнает что - я устал искать эвфемизмы. Успокоившиеся супруги Жо любовно смотрели на уставшего мужа с пятными крови на губых и теле. За год, думали они, еще много воды утечет. "И спермы тоже", - мелькнула у меня фривольная мысль. Гарем у моего друга
был обширный и детишек немеренно.

Не знаю, выполнит ли Жо через год свою угрозу, но после того, что я увидел, меня уже ничто не удивит.

- Старые традиции исчезают, - сказал мне приехавший на дипри социолог из Абиджанского университета Сери Деди. - В округе, в таких же лесных деревнях, есть еще люди, способные на подобные чудеса, но их секреты утрачиваются. Уходит целая культура...
Как раз в этот момент перед нами чинно прошли юноши, выполнившие в глухом лесу тайный обряд инициации. Утром они принесли в жертву молодую суку и выпили ее кровь для обретения силы и стали взрослыми. Похоже, есть кому принять эстафету у африканского рыцаря Львинго сердца. Только львов может не
хватить. Они-то точно исчезают.

Вернуться на главную