Ноев ковчег Намибии
Павел Мыльцев, Виндхук, Эхо планеты
На
зябкой и очень ясной заре пробуждаешься от раскатов протяжного баса, обронившего
в тишину полную октаву звуков. Впечатление такое, будто к тебе бредет
некий великан или накатывает первая волна землетрясения. А это всего лишь
утреннее позевывание льва, который разминается, кажется, где-то совсем
рядом, у нашего домика из обструганных жердей.
Не успев испугаться, вспоминаю: мы второй день знакомимся с гостевой фермой
"Харнас", что в трехстах километрах от столицы Намибии, где
каменная пустыня Омахеке незаметно переходит в песчаные дали великой Калахари.
Минувший день был проведен в компании хищников. Проявив завидный энтузиазм,
мы побывали подряд на трех гейм-драйвах -- разъезжали на открытом "Лендровере"
среди зверей, до которых в буквальном смысле слова рукой подать. Здесь
вообще процветает дух мирного сосуществования: загоны для львов соседствуют
с домиками для гостей, их разделяет лишь проволочный забор, правда, двойной.
Калахари приучает
к контрастам. Днем -- духота и зной, лучше не оставлять напоказ солнцу
ни одной клеточки тела, а с закатом стремительно свежеет, может и мороз
ударить. Выносливости и закаленности гидов, Петруса и Корне, остается
только завидовать. С раннего утра наши совсем юные спутники -- парень
и девушка -- на ногах. За сутки четыре-пять поездок с туристами по владениям
зверей, подробные объяснения. Нередко им приходится и баранку крутить.
У Петруса до льняной белизны выгоревшие волосы и красно-коричневая от
беспощадного солнца кожа.
Молитва о друзьях-животных
"Услышь, Господи, нашу смиренную молитву за наших друзей, животных.
Особенно за тех животных, которые страдают, за всех тех, на которых охотятся,
которых потеряли или бросили, которые находятся в опасности или голодают.
За всех тех, которые осуждены на погибель. Мы взываем о милости и снисхождении
к ним, а всех, кто соприкасается с ними, мы просим о сострадании, о нежном
обращении и добром слове. Станем верными друзьями животным и разделим
с ними благословение Всемилостивого".
Альберт Швейцер
-- "Харнас"
в переводе с африкаанс означает "щит", "броня", --
объясняет Петрус. -- Здесь находят приют и защиту животные, попавшие в
беду: пораненные в капкане, случается, даже потерявшие конечности или
лишившиеся хозяина. Часто нам звонят фермеры и просят забрать леопарда
или гепарда, которые нападают на скот, -- разъяренные люди готовы их пристрелить.
Иногда своих питомцев просят приютить люди, перебирающиеся на постоянное
жительство в город, а то и заграницу. В Намибии зверей нередко держат
прямо на фермах, а в новых условиях такое невозможно. Приносят и малышей,
оставшихся без родителей или брошенных ими. В этом возрасте все они одинаково
беспомощны, будь то бабуин или лев, куду или гиена. Нравы в зверином мире
суровые: львы и леопарды, к примеру, стремятся умертвить собственных детенышей,
опасаясь обрести в будущем конкурента. А самка гепарда довольно быстро
теряет интерес к младенцам, бросая их на произвол судьбы...
Зато сама Намибия на весь мир прославилась заботой о природе, флоре и
фауне. Пожалуй, нигде в мире нет законодательства со столь ярко выраженной
экологической направленностью. И нигде так не пекутся, чтобы деятельность
человека как можно меньше сказывалась на окружающей среде. В этом уголке
Африки стремятся сохранить первозданную красоту внешне негостеприимного
края. Достаточно сказать, что закон запрещает ввозить в Намибию "неродных"
для нее животных, чтобы не нарушить сложившийся природный баланс. Запрет
наложен и на вывоз хищников, в результате чего в Намибии сохранилась,
в частности, крупнейшая в мире популяция гепардов.
Оговорюсь, что
такие порядки нравятся не всем. Территория страны, за исключением государственного
заповедника "Этоша", поделена между частными владениями, принадлежащими
в основном фермерам-животноводам. А те отнюдь не в восторге от гепардов,
перегрызающих горло баранам, как и от леопардов, пожирающих быков, или
каракалов, изрядно "прореживающих" домашнюю птицу. Фермеры предпочитают
не возиться с выделением охотничьих угодий для хищников, как это рекомендовано
властями, а просто берут в руки винтовки или расставляют капканы. Парадоксально,
но в обширной Намибии практически не осталось естественной среды обитания
для диких животных.
-- Фонд защиты дикой природы, созданный три года назад в "Харнасе",
так и называется "Ноев ковчег Намибии", -- продолжает свой рассказ
Петрус. -- Это очень важный проект. Ведь можно по пальцам пересчитать
фермы, где нашли последнее пристанище звери, особенно хищники. А искалеченные
и осиротевшие животные вообще находят зашиту только у нас. Радует, что
не перевелись еще подвижники. Хозяева фермы Нико и Мариет фан дер Мерве
в 1978 году за пять рандов и кусок булки выкупили мартышку у людей, которые
ее били. Затем они стали разводить дикую ушастую собаку, которой грозит
вымирание на Юге Африки. Постепенно "Харнас", создававшийся
поначалу исключительно как животноводческая ферма, стал и частным заповедником.
Здесь не только содержат, но и выхаживают больных и искалеченных животных,
воспитывают осиротевших малышей.
Уникальность "Харнаса" -- в возможности близкого общения со
зверями, даже хищниками. Только здесь, не опасаясь за последствия, можно
в сопровождении гида подойти к взрослому льву и отважно погладить его,
подержать на руках крошечных, величиной с ладонь львят. Правда, это не
вполне дикие животные: они, как правило, выросли на ферме и отчасти приручены,
но от этого ощущения не утрачивают остроты. Звери в "Харнасе"
живут не в вольерах, а на обширных огороженных территориях, приближающихся
по площади к их природным владениям.
Предназначенные
для туристов домики с горячей водой, душем и кондицинером сдаются, как
и повсюду в Намибии, за символическую плату и не способны окупить содержание
животных. Обнести огромную территорию 4--5-метровой изгородью, кормить
и лечить животных -- дело весьма дорогостоящее. Ради этого фан дер Мерве
продали остальные свои фермы, оставив лишь "Харнас". На зверей
идут все доходы от животноводства, но этого недостаточно. Содержание одного,
например, леопарда обходится в десятки тысяч долларов в год. Выручают
лишь добровольные пожертвования и система "усыновления" животных.
-- Мы предлагаем всем, кому это по средствам, усыновить одного из наших
малышей, -- говорит хозяйка фермы Мариет фан дер Мерве. На майке у нее
два крошечных бабуина, энергично сосущих молоко из детской бутылочки.
-- Это значит, что приемные родители обязуются всю жизнь опекать нового
родственника, оплачивать его содержание: ведь выращенные нами звери не
смогут выжить в естественных условиях. Они привыкли, что их кормят, да
их и не примут в свою среду дикие сородичи, потому что они вовсю пропахли
человеком. Так вот, каждому приемному родителю мы выдаем официальное свидетельство,
копия которого вывешивается у нас в приемном зале. Вот сейчас есть возможность
стать родителями Симбы...
Мариет открывает дверь своей кухни, и оттуда, неуклюже переваливаясь через
порог, выползает совершенно восхитительный палевый колобок с черной рябью
по жестковатой шерсти. Еще мгновение, и шестинедельный львенок с интересом
обследут мое плечо. А я -- его коричневые мягкие подушечки на лапах с
не по масштабу крупными когтями. Симба с удовольствием сосет мой палец.
По повадкам он мало чем отличается от нашей овчарки Дозор, когда мы его
купили щенком в таком же возрасте. Много в нем и от ребенка, судорожно
цепляющегося за "папу".
От сознания,
что это крохотное создание через несколько лет превратится в царя природы,
кружится голова. Понимаешь, насколько зыбки барьеры между нашими мирами,
насколько близки к нам животные, даже хищники. Мы просто сами бездумно
отгораживаемся от них.
Это ощущение, словно заправский беллетрист, выразила некая Сесилия из
Гонконга, за несколько лет до нашей семьи побывавшая в "Харнасе"
и ставшая приемной мамой для львенка. "Три года назад, -- вспоминает
она, -- я кормила из бутылочки львенка, названного мной Шер Ханом. В моих
ладонях было мягкое тельце самого опасного хищника, смотревшего на меня
своими ангельски невинными глазами. Ныне я услышала издалека его зов и
вернулась к нему, могучему и царственному. Я посмотрела ему в глаза и
поняла, что связь между нами никогда не прерывалась. Мы оба знали, что
мы всего лишь разные выражения Божьего промысла. Я ощущала его силу, которая
невольно передавалась мне. Я боялась коснуться хищника, но вдруг поняла,
что он не так опасен, как человек. Я верю, что когда-нибудь мы мирно будем
делить планету с животными, словно с нашими братьями и сестрами".
Симбу хозяйка фермы еще держит в основном дома -- пока на него, не заметив,
можно легко наступить. А рядом, во дворе на лужайке, играют 4--5-месячные
гепарды. Они вышли из младенчества и, как заправские подростки, без конца
затевают возню, норовя погрызть у соперника ухо или дать ему оплеуху.
По поведению это вылитые котята. Кстати, они с удовольствием мяукают.
Под стать малышам и взрослый гепард, которого к нам вывели из загона,
где тот мирно бродил рядом со страусом, грифом и какой-то мелкой домашней
живностью. Меня приободрило то, с каким спокойствием и даже равнодушием
проходили мимо гепарда работники, и я, набравшись смелости, осторожно
погладил пятнистую кошку по голове, а затем стал почесывать ниже подбородка.
Гепард зажмурил глаза, издал что-то вроде мурлыканья и благодарно облизал
мою руку шершавым языком.
Не так легко дался визит ко львам. Хотя они были еще не совсем взрослыми
и не добрали положенной им четверти тонны, впечатление эти красавцы производят
хоть куда. Сразу вспомнились слова Петруса о том, как стремительно и резко
двигается лев, способный лапой запросто пробить корпус "Лендровера",
если его в нем что-то не устраивает. Но выказывать трусость не хотелось,
и мы с женой, оставив, как того требуют правила, детей за изгородью, пошли
на заклание вслед за гидом.
Однако все оказалось довольно обыденно. Трое львов лениво растянулись
в тени акации, и главное было -- не мельтешить у них перед глазами. А
если присесть на корточках за гривой, то можно совершенно спокойно поглаживать
их по голове. При этом звери, что немного обижало, не проявляли к нам
никакого интереса. Петрус предлагал нам даже, подобно ему, улечься между
львами и пообниматься с ними. Но мы еще не дозрели до такой фамильярности,
предполагающей другой уровень знакомства, да и личной отваги.
Кстати, в программе
для туристов значатся совместные прогулки, так сказать, на пленэре --
вне двора фермы -- не только со львами, но и с леопардами. Не знаю, сам
не видел, но верится в такую идиллию с трудом. Во время одного из гейм-драйвов
нам довелось вблизи понаблюдать за гепардами. Произошло это в то время,
когда гиды кормили их, а мы вместе с другими туристами почтительно наблюдали
за этим процессом с открытого "Бедфорда" -- допотопного английского
военного грузовика, до сих пор считающегося самым проходимым в Африке.
Надо сказать, что в процессе наблюдения мы преисполнились почтения к безмолвному
убийце, как на юге Африки прозвали леопарда. Этого титула он удостоился
потому, что охота на него неизменно превращается в охоту леопарда на охотника.
Эта самая мощная дикая кошка, уступающая только льву, -- бесшумно и совершенно
незаметно делает петлю и заходит в тыл к охотнику. А дальше, как говорится,
дело техники: зверь одним махом перегрызает горло незадачливому добытчику
и легко затаскивает на дерево для трапезы добычу, вдвое превышающую его
по весу. Он способен осилить массу до 200 килограммов.
Так вот, "поместья" леопардов в "Харнасе", хотя, повторюсь,
это звери, там и взращенные, окружает высокий забор из колючей проволоки
под напряжением. И гиды бросают им пищу из-за забора, не входя внутрь,
-- ведь леопардов, как считается, приручить невозможно, а прыгают и скачут
они не хуже обезьян. Может, именно поэтому мозги бабуина -- любимое лакомство
леопарда. Его лапа накрывает сзади голову обезьяны так, что когти как
раз входят в глазные впадины, и он одним рывком вскрывает череп примата.
Извините за эти жутковатые подробности, достойные крутого кинотриллера.
На всякий случай возьмите на заметку: зазевавшемуся человеку он может
легко, одной лапой перешибить позвоночник...
Несколько дней, до краев заполненных острыми ощущениями, пролетели незаметно.
Нас уже ждал Виндхук с его повседневной суетой и заботами. Но воспоминания
о мгновениях небывалой близости к природе остались, как я думаю, на всю
жизнь.
|