|
Обед похож на игру с динамитом. Каждая секунда
грозит взрывом. Сидим за столом, как на угольях, с нетерпением ждем конца
трапезы.
Пока все идет довольно гладко. В веселом настроении принимаемся за кофе.
Солдаты в это время варят рис во дворе старосты. Ничего не ели только
мальгаши, согнанные во двор. Оттуда доносится негромкий говор.
И вдруг во дворе, вернее в хижине старосты, раздался пронзительный крик;
мы оборвали разговор на полуслове и сорвались с места. Потрясенные, прислушиваемся.
Раздаются новые нечеловеческие вопли. Мы вопросительно смотрим друг на
друга.
Крики, сначала прерывистые, переходят в протяжный вой и хрип.
Офицер вскакивает с места как ошпаренный.
- Да это же Али!
- Капрал Али? - спрашиваю, подозревая самое худшее.
- Он!
Мои гости в таком же ужасе, как и я: звуки, которые доносятся со двора,
дают основание предполагать, что мальгаши в припадке отчаяния набросились
на капрала и истязают его.
Вылетаем из хижины и, изумленные, останавливаемся. Люди во дворе, как
и прежде, сидят спокойно, только все напряженно смотрят в сторону хижины
старосты. Оттуда доносится хрип Али.
Мы бросились туда. Там на полу лежит Али, корчась от боли. Глаза закатились,
лицо какое-то зеленое, цвета плесени. На губах пена.
- Ой-ой-ой-ой-ой-ой! - стонет он и рвет руками живот. Судороги сводят
его громадную тушу.
- Он кончается, - .с ужасом говорит подпоручик и приказывает стоящим вокруг
солдатам:-Дайте ему воды!
- Осторожно с водой! - предупреждаю, - Ему это может еще хуже повредить.
Али стонет, точно его рвут на части. Исчезла обычная наглость и надменность.
Внезапная болезнь сделала его похожим на беспомощного ребенка.
Мальгаши во дворе затянули какую-то странную, монотонную песню. Звучит
она потрясающе, точно ворчит зверь, запертый в подземной пещере. Несколько
без конца повторяемых тонов похожи не то на жалобу, не то на угрозу. Каждый
из мальгашей поет тихо, но все голоса вместе-сливаются в мощную волну,
оставляющую неизгладимое впечатление.
- Что это? - возмущается офицер.
- Погребальное пение, посвященное Али, - поясняет Рамасо.
- Разве нельзя им запретить?
- Можно, поручик... В ваших руках власть и солдаты.
Офицер подавил в себе готовое вырваться проклятие и обращается к присутствующим
солдатам:
- Что он ел?
- Капрал Али ел рис, господин поручик!
- Какой рис?
- Тот же, что и мы. Мы сами готовили.
- И ели иэ одного котла?
- Да, господин поручик.
- У вас тоже боли в желудке?
- Нет, господин поручик.
- А до этого Али ел что-нибудь?
Этого солдаты не знают. Если ел, то где-то случайно, когда был в деревне.
Никто не видел. Когда спросили самого Али, он ничего не ответил. Все стонал
в полузабытьи.
Офицер вызывает во двор старосту, учителя и меня. Люди запели тише, но
пения не прекратили.
- Тихо!!! - гаркнул офицер.
Тишина продолжалась только несколько мгновений. В самом отдаленном углу
кто-то подал ноту, и снова раздался прежний, упорный гул.
- Для меня, - говорит офицер, обращаясь к нам, - нет сомнения: капрал
Али отравлен здесь, в деревне. Вы не находите этого, господа?
- Признаки болезни наводят на размышления, - говорю я, - но заявлять об
этом определенно нельзя. Впрочем, у меня нет опыта в таких делах.
- В нашей стране, - говорит Рамасо, - часто бывают такие заболевания,
от которых люди умирают. Это не обязательно отрава.
- Это отрава, даю голову на отсечение! - упрямится офицер и нетерпеливо
топает ногой. - Где-нибудь поблизости есть врач?
- Нет, - отвечает Раяона.
Пение мальгашей и в самом деле действует на нервы. Это какой-то пассивный
протест против обид, которые им приходится терпеть. Мы с учителем стоим
в стороне, я спрашиваю его:
- Они произносят определенные слова?
Рамасо кивает головой.
- Поют, - объясняет, - примерно следующее:
К злому человеку
Идет злая смерть, э-эй!
Духи справедливые,
Духи отомстили, э-эй!
- Духи, - говорю, - это, вероятно, тангуин?
- Признаков отравления тангуином нет.
- Значит, чем-то другим?
- Пожалуй, да. - Учитель незаметно прищурил глаза.
Из поющей толпы мальгашей вышел Джинаривело и медленно подходит ко мне.
- Передайте молодому офицеру, - говорит он, остановившись рядом с нами,
- что капрал умрет, если ему не будет оказана быстрая помощь.
- Почему, - заорал подпоручик, набросившись на старика, - почему ты не
обращаешься ко мне, если я здесь стою? Зачем посредники?
- Он мой искренний друг! - беру Джинаривело под защиту.
- Почему он не обратился к старосте или учителю?
- Но, поручик! - сдерживаю его ярость. - Вас волнуют нарушения правил
этикета, а не капрал, жизнь которого висит на волоске. Я очень хорошо
знаю своего друга и думаю, что он хочет сообщить нам что-то важное. Правда?
- обращаюсь к Джинаривело.
- Да, правда, - отвечает старик. - Капрала нужно спасать.
- Спасать, как?! - злится офицер.
- Нам известны фанофоды, которые помогут ему.
- Какие фанофоды?
- Лекарственные растения.
- Принеси их!
Джинаривело выжидающе смотрит на офицера и молчит.
- Иди в лес и принеси их! - приказывает подпоручик.
- Не так-то легко, господин поручик. Это редкие растения, и неизвестно,
сможет ли их отыскать один человек, а если и отыщет, то не будет ли слишком
поздно. Искать их должны многие, все должны!
Последние слова Джинаривело говорит с особым нажимом, и рука его очертила
большой круг: он показывает на всех мальгашей, собравшихся во дворе.
- Ах, вот что тебе нужно? - насмешливо вскрикнул офицер.
- Да, это мне нужно! - сдержанно подчеркивает каждое слово старик и смотрит
подпоручику прямо в глаза.
- Хотите удрать в лес и не вернуться! - кипятится офицер.
- Здесь наши хижины! - с достоинством отвечает Джинаривело. - Зачем нам
удирать? Мы никакой вины за собой не чувствуем.
Офицер понял, что попал в западню, и не знает, как быть. Бросает на нас
вопросительный взгляд.
- Простите, господин поручик, - выкладываю ему, - что вмешиваюсь не в
свои дела. Допрос жителей уже закончен?
- Собственно, да! Ничего нового от этих твердолобых скотин я уже не узнаю.
- Так зачем вы их держите?
- Надо их проучить!
- Проучить ценой жизни вашего капрала? Но, может быть, вы, господин поручик,
посмотрите на эти дела с другой точки зрения - с точки зрения вашей ответственности?
- Мне наплевать, что в Тананариве напишут обо мне писаки в глупых газетах!
Но, вероятно, ему это не совсем безразлично. Чем слабее становятся мрачные
стоны капрала, тем сильнее напрягаются нервы молодого начальника. Смерть
капрала приближается, а ведь Джинаривело предложил единственный способ
спасти его. Остатки здравого смысла подсказывают решение. Джинаривело
он оставляет заложником, а всех других отпускает, приказав сотскому Безазе
присмотреть за порядком.
Оборвалось похоронное пение мальгашей. Все бегом бросились со двора, многие
устремились прямо в лес. В деревне и на рисовых полях полно людей, разбегающихся
в разные стороны. Этот бурлящий котел стал для солдат недосягаемым: согнать
всех жителей сейчас было бы немыслимо.
Прошло немного времени, и нужные лекарственные растения из леса принесены.
Джинаривело сам отобрал их, сварил и приготовил. С помощью Безазы и других
земляков он влил варево в рот капрала. Результат сказался почти мгновенно.
Больного сильно вырвало, а через несколько минут он почувствовал себя
лучше-и впал в забытье. Хрип прекратился. Прошел час, и капрал настолько
поправился, что смог встать и пройти несколько шагов.
Он рассказал, что съел в деревне два банана. Это произошло, когда сгорела
хижина Манахицары. Он увидел на дороге маленькую девочку, которая держала
в руке несколько бананов. Он вырвал два банана и съел. Лица девочки не
запомнил. Ничего другого не ел.
Вопрос, отравлен он был или нет, остался без ответа и, пожалуй, уже неразрешим.
Дикая злоба больше не одолевает капрала Али. Он сидит мрачный и ворчливый
- устал от тяжелых переживаний. Неприятное происшествие угнетает и других
солдат: они понимают, что находятся во власти случая, который может навлечь
на них несчастье в любой момент. Даже сам подпоручик, прежде такой воинственный,
под конец задумался и уже менее самоуверен.
К вечеру он решил, что его миссия в Амбинанитело закончена, и приказал
солдатам садиться в машины. Немногого он сумел добиться. Прощается с нами,
надутый и кислый.
Когда рокот моторов затих за поворотом, постоянные вечерние звуки деревни
вступили в свои права: слышно, как в ступах толкут рис. Мальгашская деревня
готовится к ужину, никакой враг не угрожает ее спокойствию.
|