После Аксума

Величие Эфиопии

В 1541 году дон Криштован, пятый сын Васко да Гамы, возглавил экспедицию в Эфиопию.
В своем наряде - "панталоны и жилет из красного бархата и золотой парчи, французский плащ из дорогой черной материи, вытканный золотом, и черная шапочка, украшенная драгоценным камнем", - он, должно быть, очень страдал от жары. В его отряде было около 450 солдат, а также моряки и идальго. Португальцы прибыли по приглашению императора, чтобы помочь ему изгнать мусульманских завоевателей, вторгшихся из Сомали, и тем самым спасти Эфиопию для христианства. Они успешно выполнили свою задачу, хотя на это и пришлось затратить значительно больше сил и времени, чем они предполагали. Победа досталась им ценой жизни самого дона Криштована. Португальцы вышли победителями, потому что у них было больше мушкетов, чем у мусульман, а в те времена мушкеты решали исход сражений. Спустя некоторое время появилось очень интересное описание Эфиопии. Оно принадлежит перу участника португальской экспедиции - Каштаньозы.
Известны более ранние и более подробные описания этой страны, но, пожалуй, ни одно из них не вызывает такого интереса, как рукопись Каштаньозы. Изучив ее, читатель сможет понять самое главное: как горному нapoдy удалось выжить и сохранить независимость в условиях ожесточенной борьбы с завоевателями и соседними народами. Рукопись Каштаньозы свидетельствует об удивлении человека, увидевшего далекую африканскую страну, в которой христианство утвердилось за 1200 лет до его посещения и которая сумела каким-то образом сохранить свою религию и самостоятельность в условиях враждебного окружения.
Преемственность - вот главная черта истории Эфиопии. Слово "негус" - император - встречается еще в Ш или IV веке н. э. в химьяритском описании Южиной Аравии, где содержится упоминание о союзе с Гадаратом - царем хабашанов. Его называют Нагаши и "царем Хабашата и Аксума". Упоминание о хабашанах, основавших Аксум, после того как в течение многих столетий туда вторгались сабеяне и другие племена, появляется уже в ранних надписях XVIII династии (1580 - 1350 гг. до н. э.), когда речь заходит о торговле со страной Пунт. И хотя легенда, согласно которой усиление Льва Иудейского совпадает по времени с любовной историей царя Соломона и царицы Савской, не что иное, как подделка, в ней все же есть крупица правды: Северо-Западная Эфиопия, страна Хабашат была частью мира "Пунта и ладана" в те далекие времена, когда корабли Хирама, царя. Тира, бороздили волны Красного моря, привозя в Израиль сокровища Офира.
Правда, такая поразительная преемственность объясняется обособленностью Эфиопии. История этой страны, ее развития, ее способности к самосохранению, ее своеобразной культуры составляет блестящую главу общеафриканской истории. Тем не менее Эфиопия стоит в Африке особняком. Подобно Кушу, древний Аксум на короткое время изменил соотношение сил на континенте. Однако в отличие от Куша, который он подчинил себе, Аксум оказал ничтожное влияние на развитие остальной Африки.
Все сказанное, конечно, следует принимать с оговорками, учитывая скудость наших знаний. До завоевания персами Южной Аравии в 575 году до н. э. Аксум, по видимому, торговал с портовыми городами "отдаленного берега", то есть с теми районами африканского и аравийского побережья, которые участвовали в торговле через Индийский океан. Древнее государство наверняка сохраняло свои позиции в этих районах до тех пор, пока возвысившийся ислам не запер проливы Красного моря для всех кораблей, кроме мусульманских. Затем наступил период упадка. Между VI и XIV веками христианская Эфиопия исчезает с подмостков истории, теряясь в пучине войн против мусульман на севере и язычников на юге. Когда она вновь появляется на сцене, войны еще продолжаются, хотя наконец мелькнула надежда на передышку. Но теперь уже не Аксум, а амхарские племена центральных нагорий и тигре господствуют на территории Эфиопии, сохранив свою власть до настоящего времени.
Однако окончательные выводы об истории Эфиопии, так же как и о прошлом других районов Африки, были бы преждевременны. Археология делает в Эфиопии только первые шаги. Правда, в последние годы благодаря поддержке нынешнего императора ученым удалось сделать интересные открытия. Несмотря на то, что изучение имеющихся данных еще не завершено, поскольку они содержат немало неясностей, весьма возможно, что древняя Эфиопия оказала влияние на некоторые другие районы Африки.
Не исключено, что через Аксум, амхарцев и их соседей техника террасного земледелия распространилась по всей Африке, вплоть до отдаленного юга. Вполне вероятно, что строительство методом сухой кладки, характерное для цивилизации раннего средневековья Восточной и Центральной Африки и получившее окончательное завершение в архитектуре Большого Зимбабве, стало впервые практиковаться именно в Аксуме. Возможно также, что практика постройки храмов и крепостных сооружений в форме овала пришла через Южную Аравию сначала в Аксум, а оттуда уже распространилась в Южную Африку. Сохранившийся в Южной Эфиопии и Западной Африке обычай различать племена по характеру фаллического орнамента, который изображен на лбах погребальных статуй, по-видимому, имеет одно происхождение. Весьма возможно, что высокие каменные фаллосы Сидамы (Южная Эфиопия) родственны менгирам Западной Африки, фаллическим надгробиям Восточной Африки, и фаллическим безделушкам на территории Родезии.
Все это вполне допустимо, кое-что даже вероятно, но ни о чем мы не можем говорить сейчас с полной достоверностью. Изучая все эти вопросы, нам снова надо заглянуть в седую древность.
Семитские народы Южной Аравии вторглись в Эфиопию задолго до начала христианской эры. С течением времени эти народы создали эфиопскую культуру, сходную с культурой их родины. Древнейшая из известных нам надписей обнаружена в Еха, неподалеку от Аксума. Она относится примерно к IV столетию до н. э. и посвящена алтарю богинь Наура и Аштар - той самой Аштарет, которой заставили поклоняться Соломона, впавшего в старческое слабоумие, его заморские жены". Но, как показывают египетские надписи еще более раннего периода, хабашаны уже тогда населяли этот район. Древние абиссинцы, пережившие вторжение семитов, многое заимствовали у завоевателей и с течением времени создали самобытную цивилизацию Аксума, являя еще один пример того, как поконченный народ не только пережил своих завоевателей, но и, поглотив их культуру, создал другую, вполне оригинальную и самостоятельную.
Расцвету Аксума способствовала торговля, которая велась на Красном море. По словам некоего грека, посетившего в VII веке н. э. аксумский порт Адулис, этот порт отличался большими размерами и отсюда велась торговля с Индией и Цейлоном. От Адулиса в глубь страны вдоль реки Атбара шли караванные пути, по которым заморские товары проникали в район среднего Нила и Мероэ. Эта торговля обострила враждебные отношения между властителями Куша и Аксума. Война 'Куша против хабашанов, основателей Аксума, упоминается в мероитских надписях (там, где можно разобрать собственные имена) еще в период правления кушитских монархов Горсиотефа (397 - 362 гг. до н. э.) и Настасена (328 - 308 гг. до н. э.). Победа в конце концов осталась за Аксумом. Вскоре после 300 года н. э. Аксум поглотил наконец Куш, и владыка его царь Эзана (возможно, это только предшественник подлинного аксумского завоевателя) отпраздновал свою победу над целым сонмом врагов. На монетах, чеканенных в ранний период его правления, изображены молодая луна и две звезды - символы его языческой веры, но поздние монеты указывают уже на принадлежность к христианству: на них изображен крест. Византийские монахи из Восточной Римской империи успели за это время обратить его в христианскую веру.
Обращение в христианство имело серьезные последствия, и не только религиозного характера. Оно помогло Аксумскому царству и его амхарскому наследнику обрести чувство национального самосознания, обеспечившее государству большую прочность. Вместе с тем отныне войны Аксума с соседями приняли характер религиозных. Укрепив религиозный дух народа, Аксум в то же время изолировался от своих соседей, которые либо почитали Коран, либо поклонялись языческим идолам.
Таким образом, культура амхарского народа, господствующего в нынешней Эфиопии, стала коренным образом отличаться от культуры соседних народов, живущих у его северных, восточных и южных границ. На пути дальнейшего распространения новой техники и новых идей встал культурный и политический барьер.
Однако по крайней мере три характерные черты материальной культуры Эфиопии сыграли важную роль в развитии областей Африки, лежавших к югу от этой страны. К ним относятся террасирование склонов холмов, строительство фортов и крепостей на вершине пологих холмов, а также фаллический культ. Весьма возможно, что каждое из этих трех явлений развивалось совершенно обособленно и даже в далеких друг от друга районах, но сочетание их в Эфиопии - факт слишком интересный и значительный, чтобы оставить его без внимания.
Террасирование склонов и ирригация - неотъемлемая и характерная черта древних цивилизаций Восточной и Юго-Восточной Африки. Эти методы увеличения урожайности издавна были известны в Южной Аравии, где все жители городов могли рассчитывать на высокий жизненный уровень только в том случае, если умели заставить тоненькую струйку воды, проделать долгий путь, а также уберечь почву на холмах от эрозии. О том, что террасирование склонов осуществлялось уже в глубокой древности, свидетельствует тот факт, что им пользуются, хотя и в значительно меньших масштабах, некоторые современные африканские племена вплоть до западного Дарфура. Геодезисты обнаружили следы террас в 1958 году на, площади примерно в 12 тысяч квадратных миль, начиная от спускающихся с Сахары холмов Гебель Марра и Гебель Си до самых границ Вадаи. Остатки террас можно встретить вблизи потухшего вулкана Гебель Марра, окрестности которого давно уже покинуты людьми.
Жители Эфиопии упорно и настойчиво вели работы по террасированию склонов. После посещения народа тигре в 1893 году Бент так описал ландшафт Еха: "Все окружающие холмы террасированы под сельскохозяйственные культуры... Ни в Греции, ни в Малой Азии я никогда не видел, чтобы террасирование было развито в таких масштабах, как в Абиссинской долине. Должно быть, когда-то сотни тысяч акров тщательно возделывались здесь под сельскохозяйственные культуры, которые занимали склоны почти до самой вершины. Но сейчас здесь не найдешь ничего, кроме ровных линий валиков". Однако террасное земледелие было развито не только в районах Северной Эфиопии в сабейские, аксумские и затем христианские времена. Его следы можно обнаружить и в других местах, например у язычников консо - негритянского племени Юго-Западной Эфиопии. В местах их поселения холмы расчерчены бесчисленным количеством взрыхленных полос.
На первый взгляд, террасное земледелие характерно только для Северной Африки. Однако это далеко не так. Этим методом пользовались древние народы, селившиеся по реке Лимпопо, и особенно в Кении, Танганьике, Родезии и Мозамбике.
Техника сухой кладки, то есть постройка зданий без извести,- еще одно свидетельство высокого строительного искусства древности, известного в Эфиопии и в районе Рога Африки. Упомянутое выше племя консо пользуется ею до наших дней. К востоку от территории консо, за. чертой высоких пиков и зеленых долин Южной Эфиопии лежат равнины Сомали, где находится множество развалин средневековых городов, построенных из камня и кирпича. Ученые еще мало знают об истории этих городов. В 1934 году Кёрл обнаружил здесь заросшую кустарником треугольную нишу, выложенную из кирпича и напоминающую по форме древние ниши Дарфура и другие кирпичные строения, встречающиеся к западу до самого Кумби Сале, где, вероятно, была одна из столиц древней Ганы. Этим открытием Кёрл внес вклад в изучение загадочных и взаимосвязанных африканских культур тех далеких времен. Находки ученого помогают установить связь и обмен идей между странами, которые, как нам кажется теперь, настолько оторваны друг от друга, что трудно даже предположить существование какой-либо исторической общности между ними. И снова мы убеждаемся, что видимость обманчива, хотя пока еще не известно, какими путями, когда и как древние народы оказывали влияние друг на друга.
Ко всему этому фаллический культ, нашедший воплощение в памятниках древней Эфиопии, добавляет некоторые специфические черты. К югу от Аддис-Абебы, в горных долинах Сидама и Борама, которые постепенно переходят в равнины Северной Кении, попадается множество каменных монолитов, имеющих форму фаллоса. Иногда на этих сооружениях, достигающих в высоту примерно 10 - 12 футов, встречаются непонятные надписи и загадочные символы, но чаще надписи отсутствуют. Монолиты не похожи на надгробия, никто не знает, когда они появились, и местные жители не смогут ничегo рассказать вам о них.
Наряду с этими высокими гранитными монолитами кое-где попадаются каменные столбы, иногда с надписями, а иногда без них. Возможно, это современники монолитов, а может быть; их воздвигли еще раньше. Часто на этих камнях находишь изображение меча или кинжала; впрочем, форма кинжалов, судя по рисунку, дает основание считать, что местные резчики по камню трудились здесь сравнительно недавно. Ученые не располагают сведениями, которые бы говорили о близком родстве этих изображений с безусловно более древними изображениями кинжалов в Европе бронзового века в Стоунхедже или Карнаке, хотя на первый взгляд они до курьеза схожи.
"Мы не имеем ни малейшего представления о возрасте этих камней,- писал Хантингфорд в 1950 году. - Однако весьма вероятно, что некоторые камни, например менгиры Аксума и, пожалуй, камни с изображением мечей, относятся к аксумскому периоду... а другие, в том числе фаллические камни, - к сравнительно недавнему времени".
Следы фаллического культа попадаются во многих местах. Явно фаллические надгробия есть на островах Багиуни, неподалеку от берега Сомали, а на материке их можно заметить в отдаленных районах юга, вплоть до Багамойо в Танганьике. Некоторые минареты в северной части побережья по форме определенно напоминают фаллос и вносят, таким образом, еще одну своеобразную струю в специфически исламскую культуру Восточной Африки. По мнению некоторых специалистов, это прославление детородного органа в архитектуре заимствовано из Индонезии, но большинство ученых предпочитает не высказывать своего мнения. В древности фаллический культ в той или иной форме существовал у многих племен и народов, и следы его можно найти в различных частях Африки. Тем не менее Эфиопия являет нам совершенно особую картину.
Точно так же озадачивают ученых форты и здания, возведенные на вершинах холмов, потому что с таким явлением они сталкиваются и в Южной Родезии, и в Анголе, и даже в Басутоленде. Может быть, в условиях пересеченной местности с отлогими холмами это был наилучший способ защиты от неприятеля. Может быть, это отражает, вдобавок, направление "дрейфа культуры" и, следовательно, направление миграции. Давайте. сравним два поразительно похожих описания, из которых одно касается Эфиопии, а другое - Северного Трансвааля, отстоящего от нее более чем на две тысячи миль.
Дон Криштован да Гама, пришедший в Эфиопию на помощь царской семье в 1541 году, обнаружил, что королева-мать живет на плоской вершине горы Дебра Дамо (строительство надежных сооружений было, по сути дела, вполне обычным явлением в древней Эфиопии; иногда они использовались как тюрьмы, куда цари заточали потенциальных соперников). Чтобы добраться до вершины Дебра Дамо, говорит Каштаньоза, надо сначала пройти по извилистому узкому проходу, начинающемуся у склона. Когда покроешь треть пути и до вершины остается примерно 500 футов, скала выпирает наружу, нависая над проходом, и попасть наверх можно только в корзине, которую спускают сверху через отверстие, высеченное в скале.
В конце 1932 года в глуши Северного Трансвааля, на другом конце Африки, некий фермер и старатель, по имени Ван Граан, очутился в удивительном месте. Ему сказали, что здесь, на плоской вершине высокого холма, который поднимался из развороченной земли на южном берегу Лимпопо, спрятано сокровище. Долгое время ни Вану Граану, ни его сыну не удавалось найти проводника, который указал бы им путь к вершине, ибо этот холм выглядел совершенно неприступным. Наконец они уговорили одного из местных жителей показать им потайной проход. Оказалось, что это узкая расщелина, вырубленная в скале и совершенно скрытая листвой деревьев. Ван Грааны прорубили узкий коридор до самого входа в расщелину и здесь, к своему удивлению, обнаружили, что ее строители высекли внутри небольшие уступы, по которым легко было взобраться наверх. Ван Граан довел свои поиски до конца, и благодаря ему мир узнал о золотых сокровищах Мапунгубве.
В настоящее время никто не говорит о древних связях между Дебра Дамо и Мапунгубве. Но надо отметить, что идея сооружения зданий и укреплений на вершинах холмов, если даже разные народы и пришли к ней независимо друг от друга, будучи осуществленной, привела к поразительно сходным результатам. Однако эти результаты наряду с высокоразвитой техникой сухой кладки, террасированием склонов и фаллическим культом свидетельствуют о взаимном обмене идеями на огромных территориях и в течение длительного периода. Если сопоставить эти факты со сведениями о путях пере селений древних народов Африки, которые шли с севера на юг, то вывод самого осторожного человека будет противоречить поспешным заключениям, к которым приходишь на основании того, что предстает перед глазами.
Возникает странное чувство, будто натолкнулся на нечто необъяснимое или встретил такие народы и такие культуры, которые соприкасались друг с другом значительно ближе и оказывали друг на друга значительно большее влияние, чем можно предположить, изучая немногие сохранившиеся до нашего времени предметы. Это чувство усиливается по мере продвижения к югу от Эфиопии, когда смотришь на остатки террас Кении, Танганьики и Родезии, стены и башни Зимбабве, селения Ниекерка и Иньянги и золотые погребения Мапунгубве.
Но появление такого чувства - не причина для огорчений, как это было прежде, когда европейцев заставляли верить, будто сами африканцы не могли создать эти стены, башни и террасы. Здесь мне хочется, повторить замечательную мысль, высказанную Гертрудой Кейтон-Томпсон. По ее мнению, это чувство должно скорее усилить интерес к древним предметам, и руинам, этим полузаросшим тропинкам, которые ведут в прошлое Африки. "Оно не обедняет, а, скорее, усиливает наш восторг перед поразительными достижениями африканцев, оно не может закрыть нам глаза на великолепие, присущее этим останкам прошлого", ибо их тайна "спрятана в еще пульсирующем сердце коренной Африки".

Энгарука

В 1935 году один чиновник из Танганьики сообщил о существовании "большого разрушенного, города" в холмистом районе на границе Кении и Танганьики, примерно в 300 милях от берега. Город расположен на склонах нагорья Рифт, юго-западнее озера Натрон. Найти этот город было нелегко, так как он надежно скрыт от посторонних глаз скалами и каменистой осыпью, поросшей колючим кустарником. Чиновник сказал, что развалины громадны и что, насколько известно, никто раньше не бывал в этих местах.
Отчет чиновника попал в руки доктора Л. С. Б. Лики, занимавшегося в то время исследованием предметов, относящихся к периоду палеолита в Кении. Доктор Лики заинтересовался этим сообщением и. решил посмотреть на Энгаруку - так назвали этот город. Ему было известно, что в 1913 году, когда здесь хозяйничали немцы, доктор Ганс Рек из Берлинского университета обнаружил в окрестностях Энгаруки каменные пирамиды. Впрочем, пирамиды, а также выстроенные из камня хижины и террасированные холмы встречаются по всей Восточной Африке, и ученый опасался, что Энгарука не даст по сравнению с ними ничего нового.
К счастью, этот прогноз не подтвердился. Находки доктора Лики оказались гораздо значительнее известных прежде развалин сооружений, построенных без цемента, одиноких могил и заброшенных террас. Он нашел развалины целого города. "Я считаю,- писал ученый, - что в самом городе, возведенном на склонах каменистой осыпи, было не менее 6300 домов... и еще около 500 домов стояло в долине, где кладбищ сейчас больше, чем развалин". По мнению Лики, население города "составляло примерно 30-40 тысяч человек", хотя он допускал, что эта цифра "может оказаться заниженной".
Внимательно изучая находки, которые приходилось раскапывать, пробираясь сквозь нагромождения серо-коричневых камней и колючий кустарник, ученый пришел к выводу, что этот город существовал долгое время и жители его хорошо наладили свой быт. "Дома главного города стояли на отлично обработанных каменных глыбах. Террасы холмов разбиты на улицы и площадки перед домами... В долине остались руины каменных стен и террас. Я полагаю, что это некоторым образом связано с возделыванием земли и ирригацией, хотя мое предположение еще не доказано". К сожалению, археологу не удалось найти человеческих скелетов. С этой трудностью ученые сталкиваются почти во всех частях Африки. Причина их отсутствия "состоит, видимо, в структуре почвы, которая не способствует сохранению человеческих костей". Именно поэтому раскопки в Мапунгубве, как мы увидим позднее, представляют для нас такую большую ценность. Доктор Лики не обнаружил в Энгаруке никаких надписей, только несколько рисунков на камне в виде неровных линий и круглые "знаки в виде чаши". Эти знаки, как полагает исследователь, являются символами отдельных племен.
По мнению Лики, Энгарука была построена 300 лет назад, а может быть, и позднее. Скорее всего ее создателями были предки народа мбулу, и поныне обитающего по соседству с разрушенным городом, жителей которого истребили вторгшиеся с севера масаи. В 1938 году Фосбрук указал на поразительное сходство развалин Энгаруки и каменных сооружений в селениях племени соньо, живущего в 50 милях от нее. Он отметил также, что в преданиях масаи жители Энгаруки связаны родственными узами с соньо.
Вот и все, что можно сказать об Энгаруке в настоящее время. Культуру этого города, открытие которого вписало одну из самых ярких страниц в археологию Восточной Африки, питал, по всей вероятности, какой-то полноводный источник. Независимо от того, давно или недавно была построена Энгарука, вряд ли можно сомневаться в том, что ее культура восходит к так называемой азанийской цивилизации Кении - этот термин впервые был употреблен Хантингфордом в 1933 году. Энгарука дает нам возможность понять, какого рода цивилизации железного века развивались и расцветали в досредневековый и средневековый периоды в районах Кении и Танганьики, удаленных от торгового побережья.
Существует ли органическая связь между цивилизацией побережья и азанийской цивилизацией? Содействовала ли первая развитию второй, создавая опрос на слоновую кость и железо? Не из городов ли, подобных Энгаруке, купцы привозили эти товары в древние Малинди, Момбасу и Килву?
Трудно дать точный ответ, ибо исследователи соскоблили только "верхний слой" истории. Пока у нас нет почти никаких свидетельств, что товары побережья (или товары Востока) попадали в, глубь континента. Так, среди огромных земляных сооружений железного века в Уганде до сих пор не найдено ни одного предмета с побережья. Районы азанийской цивилизации имеют еще меньше свидетельств такого рода, нежели более развитые цивилизации типа Зимбабве, отстоящие от них далеко к югу.
Тем не менее у городов побережья, очевидно, всегда были свои поставщики из внутренних районов. Сведения о торговле, содержащиеся в "Перипле" и других, более поздних источниках, дают основание полагать, что прибрежные поселения и города поддерживали более или, менее постоянные торговые связи с соседними материковыми государствами. На побережье Кении найдены глиняные черепки, относящиеся к XIV веку и даже к более раннему периоду. Эта керамика по стилю напоминает керамику Зимбабве и Мапунгубве. Средневековая Киева - величайший торговый и транзитный центр побережья - находилась на противоположном конце древнего караванного пути, который шел в глубь Африки, к району Великих озер, а может быть, и дальше.
Только сейчас археологи начали исследовать связи между побережьем и внутренними районами. На всей огромной территории, которая простирается за побережьем, от Сомали до Мозамбика, имеется множество важных свидетельств существования здесь древних поселений городского типа, жители которых были весьма изобретательны в использовании камня как для террасирования склонов, орошения и сохранения почвы, так и для сооружения жилищ. Они добывали железо и другие металлы и обрабатывали их для собственного потребления и на экспорт. Они выращивали скот и собирали огромные урожаи зерновых. Возможно, именно южного правителя этих "зинджей" - ваклими - так блестяще описал аль-Масуди тысячу лет назад.
Ответвления этой азанийской цивилизации, встречающиеся во многих местах, правда в весьма неясной-форме (особенно в Кении), и указывающие на тесное родство общественной структуры и техники добычи руд, изготовления посуды и выделки железа, мы находим на огромной территории от южных долин Эфиопии до высоких стен Зимбабве и набитых золотом погребений в Мапунгубве.

Древние дороги Кении

Следы средневековой цивилизации Восточной Африки быстро исчезают в результате роста населения и развития сельского хозяйства. Лишь некоторые ученые попытались подробно рассказать о том, что осталось или оставалось еще несколько лет назад. В 1932 году Уилсон открыл три основных района террасного земледелия в Танганьике: вокруг озер Натрон и Эйяси на севере, около границы Кении; на востоке между Киласа и Кисаки; на юге неподалеку от Иринга, у верхней оконечности озера Ньяса. Он отмечает (подобное заключение можно сделать также в отношении Дарфура в Эфиопии), что террасирование склонов до сих пор практикуется некоторыми племенами, которые и прежде обитали в этих районах. "Средняя ширина вершин террас,- писал Уилсон о Танганьике,- примерно фут. Возможно, что раньше она составляла около трех футов, а расстояние между террасами - также три фута". В те времена существовало много выровненных дорог, которые, как правило, были шириной от десяти до двенадцати футов. Когда строители дороги натыкались на холм, они сравнивали его с землей и утрамбовывали почву. Самая длинная из этих азанийских дорог, как считает Уилсон, связывала северную часть озера Ньяса через Аберкорн в теперешней Северной Родезии с Аруша и Найроби в "белых нагорьях" Кении. Возможно, она тянулась с севера на юг на 500 - 600,миль и лежала примерно в 200 - 300 милях от побережья. Уорсли и Румбергер также сообщают о некоторых следах древней дороги или чего-то напоминающего ее между Ирингой и озером Ньяса. Один из участков этой дороги шириной около девяти футов, "по-видимому, выровнен и по краям обложен мелкими камешками".
"Расположение этих дорог,- по мнению Уилсана,- дает основание говорить о системе коммуникаций, которые связывали Север с Югом и проходили восточнее Великих озер. Но нигде мы не встречаем следов коммуникаций, которые бы шли к побережью". Тем не менее связи с побережьем, по-видимому, существовали, и сходство керамических изделий Малинди и Зимбабве подтверждает это. В районе дорог еще не проводились кропотливые археологические раскопки, хотя в последнее время правительство Танганьики стало проявлять интерес к этому важному вопросу.
По мнению Хантингфорда, больше всего древних рaзвалин имеется в Кении, в тех районах нагорья, которые заняты сейчас европейскими поселенцами. Здесь, на цветущих равнинах Транс-Нзойя, Уазин Пишу, Керичо и Лайкипия, по всей видимости, обитал многочисленный народ, создавший поселения с каменными постройками различного типа. Хантингфорд делит все постройки древней Кении на пять категорий: каменные ограды, хижины, могильные холмы или пирамиды, "линейные земляные сооружения" и оросительные каналы.
Каменные ограды образуют, как правило, замкнутый круг; сооружены они способом сухой кладки. Они варьируют от небольших сооружений до двойных оград диаметром примерно в 60 футов. Ученый обнаружил, что кое-где делались попытки сложить круглые хижины. "Под термином линейные земляные сооружения, - продолжает он,- я подразумеваю дороги, а также постройки, которые больше всего напоминают траншеи. В Кении и Танганьике дороги в некоторых местах выровнены, в других проходят по холмам, выемкам, в третьих пересекают болотистые районы в виде насыпей, похожих на железнодорожные". На одной из таких древних дорог в Уазин Пишу Хантингфорд обратил внимание на выемку шириной 14 футов и насыпь высотой 7,5 фута. В целом ширина дороги составляла 15 футов.
"Ирригационные сооружения - это каналы, террасы и стены. До сих пор древние каналы удалось обнаружить только в Нанди (Кения). Из известных мне каналов лучший имеет на протяжении последних 100 ярдов глубину 5 и ширину 3 фута. Искусственное орошение при помощи таких каналов, часто значительной длины, все еще практикуется племенем сук в Маракете в западной части долины Рифт". Хантингфорд считает, что это племя, находится на слишком низкой ступени развития, чтобы разработать такую систему самостоятельно; скорее всего, она досталась им по наследству от азанийцев".
Можно привести и другие свидетельства такого рода, хотя они еще полностью не собраны и не изучались систематически. Уотсон указывал еще в 1928 году, что многие колодцы "высечены в известняке и достигают в глубину от 16 до 40 футов". Такими колодцами до сих пор пользуются жители Северной Кении. Некоторые пастушеские племена Африки кое-где роют подобные колодцы и по сей день, хотя искусство их бурения зародилось в отдаленном прошлом и составляет другую важную черту технических достижений "азанийцев".
Сообщение Уотсона заслуживает внимания еще по одной причине: в нем освещается и другая сторона эволюции - эволюция отношения Европы к этим следам древней африканской цивилизации. "Ученые разделились на две группы, - пишет Уотсон.- Первая группа считает, что пирамиды и колодцы появились в результате вулканической деятельности или вследствие продолжительных тропических потопов. Другая труппа относит их к остаткам древней цивилизации..."
Победа осталась за второй группой. "Существует немало археологических свидетельств,- писал Фошбрук о Танганьике через четверть столетия после сообщения Уотсона,- указывающих, что когда-то в прошлом на этих равнинах жили оседлые земледельческие племена железного века". Эти племена пробурили колодцы, построили древние дороги в Восточной Африке и путешествовали по ним.

Азанийская история

Об этих "оседлых земледельческих племенах железного века" - "азанийцах", как называет их Хантингфорд, вводя в употребление термин древних греков,- напоминают сейчас развалины каменных поселений и городов, террасированные склоны, оросительные каналы, дороги, рудники, кузницы, пирамиды и наскальные рисунки. Но вся эта масса свидетельств дает нам немного и не позволяет познакомиться с азанийцами поближе.
Были ли эти племена древними поставщиками городов побережья? Возможно и даже вероятно, но сведений о торговле на побережье сохранилось очень немного, да и те исходят от людей, стремившихся к единоличному контролю над ней. Когда европейцы впервые появились на побережье, им нетрудно было, понять, какое значение придают монополии на торговлю с внутренними районами прибрежные народы, особенно суахили. Уже издавна между ними поддерживались постоянные торговые связи, о чем мы можем судить из "Перипла", а в ходе обмена прибрежные народы, естественно, накопляли все больше сведений о своих поставщиках.
Отсутствие данных о жизни народов внутренней Африки в период, когда велась интенсивная торговля через Индийский океан, вовсе не означает, что их не надо искать. Это был период развития культур железного века в Восточной и Юго-Восточной Африке. Азанийская цивилизация при всей ее загадочности была современницей Зимбабве в эпоху его расцвета. Судя по керамике, она даже поддерживала с Зимбабве торговые связи. Но жители побережья предпочитали умалчивать о том, что они знали, и только на юге, там, где цивилизации железного века были более мощными и, возможно, более развитыми, завеса спадает, и перед нами открывается много интересного и достоверного. Хантингфорд предполагает, что земледельческие цивилизации Кении и Танганьики, представители которых строили каменные дома и использовали металлы, зародились примерно в 700 году до н. э. или немного раньше. Эта дата, по всей вероятности, является неточной и не только потому, что она не подкрепляется свидетельствами. Дело в том, что большая культура Восточной Африки сформировалась в результате длительного процесса, а не какого-то отдельного события или даже ряда событий. Вероятно, ее формирование связано с движением народов с севера. Что представляла собой азанийская цивилизация, можно понять, обратившись к южной Эфиопии, где племена консо и каффа до сих пор сохранили некоторые свойственные ей обычаи и нравы. "Мы можем предполагать, - заявил Хантингфорд,- что цивилизация, которая расцветала в районе Рога Африки в течение первых семи столетий нашей эры" (и которая, добавим мы, без сомнения, многое заимствовала у сабеян, аксумитов, у жителей Мероэ и народов среднего Нила), "была разрушена исламом. Ее создатели ушли на юг через Кению (куда ислам никогда не проникал), а сама она прекратила существование между XIV и XV веками или несколько раньше". Устная история не спорит с этим утверждением. Если в преданиях племен Западной Африки часто содержатся ссылки на их восточное происхождение, то в легендах Восточной Африки столь же часто ссылаются на северное происхождение. Разумеется, и там и здесь легенды содержат лишь крупицу правды. Культура никогда механически не переносилась из одного места в другое. Если многие идеи и приходили к азанийцам с севера, то здесь их в свою очередь модифицировали, приспособляя к местным условиям. У Энгаруки, возможно, несть. какое-то родство с Эфиопией в смысле общности технических навыков, и тем не менее мы можем смело сказать, что эти районы резко отличались один от другого. Приблизительно сходный процесс трансформации чужой культуры происходил в Восточной Африке. Ведь точно. так же Северная Европа заимствовала у Средиземноморья идеи и технические достижения в эпоху железного века. И здесь и там это было не простое копирование, а взаимосвязь.

Кто такие азанийцы?

За тысячу лет (V - XV вв. н. э.) торговля между Восточной Африкой и странами, лежавшими на берегах Индийского океана, достигла расцвета. На это же время приходится развитие культур железного века в Восточной и Южной Африке. Начиная с 500 года н. э. стали обнаруживаться четыре основных стимула их социально-экономического роста: распространение на юг черной металлургии, которая вызвала дальнейшее развитие сельского хозяйства; появление более крупных и более сильных племенных обществ и рост городов; увеличение спроса на слоновую кость, железо, золото и другие товары; возросшая способность народов юго-восточных районов удовлетворять этот спрос и покупать в свою очередь товары с побережья.
Энгарука, появившаяся на карте Африки на закате этой цивилизации, может поведать нам кое-что о достижениях того периода. По подсчетам Лики, население Энгаруки составляло 30-40 тысяч человек. В средневековой Флоренции было примерно 60 тысяч жителей. Но эти города можно сравнивать не только по количеству жителей. Как показал Фошбрук, население Энгаруки выращивало зерновые культуры на площади не менее восьми тысяч акров. Даже учитывая, что в прошлом дожди бывали чаще, ни один народ не смог бы выжить в тех местах без хорошего знания техники ирригации, а ученые доказали, что этими знаниями жители Энгаруки располагали в достаточной мере.
Полного описания Энгаруки не будет до тех пор, пока исследовательская работа не завершится. Однако уже сейчас накоплено достаточно фактов, чтобы говорить о наличии здесь достаточно развитой для того времени культуры. Земледельцы Энгаруки регулярно получали излишки продовольствия. В городе жило много ремесленников и существовало разделение труда. Энгарука не была изолирована от других районов: ее жители долгое время путешествовали на север и юг. Среди многочисленных поселений древней Танганьики имеются деревни, в которых насчитывалось до ста дворов. Жернова и другие орудия, найденные в этих местах, указывают, на рост посевов зерновых. Шлак и осколки фурм свидетельствуют о развитии техники обработки металлов. Сейчас здесь уже не найдешь остатков железных орудий. По мнению Фошбрука, время уничтожило их. Зато сохранилось достаточно керамических изделий и притом относительно высокого качества. Что же это были за народы и почему они пришли в упадок? На второй, вопрос мы можем ответить достаточно уверенно. Начиная примерно с XIV века Восточная Африка подвергалась многочисленным вторжениям с юга, из района Рога Африки, откуда шли пастушеские племена кочевников галла, сомали, масаи и другие. Эти племена, по-видимому, одержали верх над азанийцами, подчинили их себе и впоследствии уничтожили. Правда, судя по возрасту Энгаруки, этот процесс длился достаточно долго.
Более цивилизованный народ был покорен менее цивилизованными. История знает немало примеров, когда кочевники одерживали верх над оседлым народом. "При том условии, что обе стороны равны по количеству и по силе, - писал Ибн Халдун примерно в это время, хотя его слова относятся не к Восточной Африке, - побеждает та сторона, которая более привычна к кочевой жизни". Так было в Азии и Европе, так было и в Восточной Африке. У кочевников Севера, хотя и находившихся на более низком культурном уровне, была лучшая военная организация, и они оказались более приспособленными к суровой жизни.
Таким образом, мы можем предполагать, что основной ячейкой военной и невоенной организации азанийцев была "большая семья", присущая многим африканским народам, особенно банту; у кочевников же военная организация строилась на более широкой основе. Рассматривая вопрос о том, как пастушеское (и кочевое) племя бахима, вторгшееся в Уганду примерно в XIV веке, одержало верх над оседлым земледельческим племенем байру, Оберг указывает, что единой "екийка", или родовой линии", бахима "присуще более крупное политическое и военное объединение, чем относительно меньшей "оругуанда", или большой семье, байру". Оставляя в стороне превосходство в оружии, "консолидировавшиеся" в национальные государства европейские завоеватели, впоследствии обнаружили то же самое организационное превосходство (хотя оно и отличалось по масштабам) над племенной структурой африканцев. Краззолара в работе о переселении племени лвоо описывает, как необходимость мигрировать на юг заставила это племя, когда оно столкнулось со всяческими трудностями, покинув верхний Нил и вступив в неизвестную землю, расширить рамки родовых групп, пока эти группы не объединились и не стали настолько единым целым, что могли поглотить любое, племя, встречавшееся на пути их продвижения.
Упомянутые соображения до некоторой степени дают ответ на первый вопрос: кто же такие азанийцы? Это не пришельцы с Севера. Наоборот, они были покорены пришельцами, варварскими народами: хамитами, рахима, лвоо и масаи. Завоевание длилось несколько веков. В результате бахима добились власти в Уганде примерно к 1600 году, а масаи в Кении и Танганьике окончательно утвердили свое господство только к 1800- 1850 годам.
С кем же встретились эти кочующие варвары на пути к югу? Двигаясь вдоль берега, они, вероятно, натолкнулись на суахили и соседних с ними банту, которых суахили называли впоследствии словом "ва-ньика". Позднее от него произошло название Танганьика. Азанийцы внутренних районов тоже, очевидно, принадлежат к группе банту, хотя это вовсе не определяет их расовый тип. Возможно, они относились к бушменоидному или негроидному типу, а вероятнее всего, представляли собой смешанный тип, происшедший от различных африканских племен. Ясно одно: азанийцы были чисто африканским народом.
Хотя развитие их культуры прекратилось преждевременно, поскольку кочевники уничтожили их общественные и политические институты, все же она была значительно выше культуры завоевателей. Энгарука росла и процветала; но в конце концов тоже была разрушена.
Оседлые земледельческие племена Африки почти повсюду считали кузнецов почетной и "социально равной" кастой, а часто даже привилегированным сословием. Цари банту из Конго, с которыми португальцы встретились в конце XV века, были традиционными членами касты кузнецов. Крите указывает, что "в некоторых районах Зулуленда профессия кузнеца не только окружена таинственностью, но и считается одной из самых почетных. Обычно отцы передают свой опыт сыновьям из поколения в поколение". У племени догон в Западной Африке, по словам Гриоля, "обработка железа - одно из самых важных занятий", и местные кузнецы, как и у других народов Западного Судана, составляют здесь почетную группу, стоящую особняком. "Номинально эти ремесленники не владеют землей и не получают непосредственной платы за сельскохозяйственные орудия, которые они изготовляют или ремонтируют. Но в период сбора урожая они получают долю, которая является платой за их труд". По всей вероятности, в таком же положении были кузнецы азанийцев и Энгаруки.
Но покорившие их варвары-кочевники не нуждались в оседлой цивилизации, встретившейся на их пути. Им достаточно было эксплуатировать местных жителей, присваивая себе продукты чужого труда. Конечно, они использовали кузнецов, точно так же как земледельцев и горшечников. Но они поставили их в подчиненное положение.
Завоевав народ байру в Западной Уганде и создав империю Китвара, племя бахима разделило местных ремесленников на семь категорий. Наиболее почетной была категория кузнецов - "абахези". Ремесленники платили дань своим "защитникам" и состояли в почти такой же полукрепостной зависимости, как и европейские ремесленники во времена раннего феодализма. Между ними существует поразительное сходство. О правящем племени батутси, которое господствовало над племенем баньярванда, жившем на территории современной Руанды (люди племени батутси были храбры и красивы, и власть их выражалась примерно в таких же формах, как и власть бахима над байру), Моке сообщает: "Они не занимаются физическим трудом и проводят время, развивая красноречие, поэзию, утонченные манеры, изучая тонкое искусство острословия и "науку" пить хидромель в кругу друзей". Чем отличались они от дворян и трубадуров средневековой Франции?
Между ними есть и другие черты сходства. В XIV- XV веках завоеватели бахима запретили покоренным байру вступать в смешанные браки, хотя сами брали иногда наложниц из этого племени. Кроме того, они запретили побежденным владеть племенным скотом и занимать важные посты. У байру, писал Оберг, "нет никаких политических прав". Они платят "дань продовольственными продуктами и отработкой, поэтому бахима стремятся держать их в подчинении". Чем все это отличается от поведения европейских поселенцев в Восточной Африке?
Кастовая система, существовавшая у бахима и байру, с течением времени разрушилась, хотя она и сейчас существует недалеко от территории их обитания. Все дело в том, что она была навязана слабому, но технически более передовому обществу более сильным, но технически менее развитым. Так же, как бахима, поступали с покоренными народами сомали и другие хамитские завоеватели с севера. Кузнецов племени тумал, которое было завоевано сомали, последние использовали для своих нужд, низведя их до положения низшей касты. Хамитское племя галла использовало ремесленников точно так же. В Восточной Кении, которая, по словам Хантингфорда, тоже испытала вторжение кочевников с севера, кузнецы оказались на положении "крепостных", членов "подчиненного класса". В племени сук их можно найти только среди беднейших землепашцев.
Именно в результате нашествия варваров с севера азанийцы потерпели поражение, их культура перестала развиваться и в конце концов исчезла. Будь она более древней и более прочной, она могла бы поглотить и ассимилировать низкую культуру завоевателей, как Греция и Рим в свое время поглотили и преобразовали нападавшие на них варварские народы. Но цивилизация Восточной Африки была слишком молодой, несложной и хрупкой. Когда кочевники нанесли ей жестокий удар с севера, а европейцы в XVI веке перерезали торговые пути через Индийский океан, развитие ее прекратилось. Века погребли в земле даже самый факт ее существования.
Кое-где в Африке сохранились некоторые черты этой цивилизации. Немецкий миссионер Ребманн - первый европеец, поселившийся у племени джагга в районе Килиманджаро, - писал в 1848 году, что члены этого племени уделяют много внимания своим "оросительным каналам и водоемам". Он сообщал также о наличии у них сильной централизации. Европейцы-завоеватели, пришедшие сюда после 1890 года, уничтожили много ценных свидетельств, хотя упоминание о них можно найти в отчетах некоторых добросовестных чиновников. В 1938 году Пайк писал, что племя матенго в Юго-3ападной Танганьике "обрабатывает почву на склонах удивительно отлогих холмов, и тем не менее она почти не подвергается эрозии... Основной принцип этой системы таков: если заполнить небольшие участки достаточным количеством воды, можно контролировать рост растений, а регулируя скорость ее течения на участках, можно уберечь почву от эрозии". Этот принцип, который племя матенго либо придумало само, либо унаследовало от более древних обитателей, европейцы позднее провозгласили в Африке собственным изобретением.
Торговля с побережьем еще продолжалась, хотя уже в меньших масштабах. Даже в 1824 году Рец сообщал о ежегодной ярмарке в Ква Ёмву, неподалеку от Момбасы, отметив, что там продают главным образом железо, слоновую кость и ротатый скот и что покупатели-арабы берут железо местного производства, предпочитая его "шведскому". Разве это железо не далекий потомок древнего "железа Софалы", достоинства которого Идриси превозносил еще за 700 лет до Рейца?
Но только к югу, в Родезии, Мозамбике и Трансваале можно отыскать следы азанийской цивилизации, характер которой не раз менялся, в результате переселений азанийцев и приспособления их к новым условиям. Подумать только, эта цивилизация, означавшая величайший расцвет железного века в Африке, существовала, судя по сохранившимся обломкам и памятникам, не у границ Сахары и истоков Нила, а на далеком Юге. Разве это не ирония истории!
Здесь, на степных нагорьях Юга, между Замбези и Лимпопо, в нескольких тысячах миль от Нила и Нигера,. Африка внесла вклад в развитие человечества, который: по своему значению остается уникальным и незабываемым, с какой бы точки зрения его ни рассматривать.

Вернуться на главную