В горах Мандара

 

 

Поля на скалах

Краски рынка Моколо

В лабиринтах саре вождя

Пляска над пропастью

Более двух тысяч километров от начала пути

Поля на скалах

Дорога идет по гористой местности. С одной и с другой стороны ее возвышаются высокие темно-серые гранитные скалы, лишенные растительности. В лучах заходящего солнца каждая скала приобретает фантастические очертания, и нам кажется, что мы попали в неземной мир далекой планеты:
На западе, у границы с Нигерией, вырисовываются горы Мандара.
Мы вползаем все выше и дальше в горы. Неожиданно из-за поворота дороги появляется деревня. Она прилепилась к крутому горному склону среди разбросанных в хаосе обломков скал. Башнеобразные хижины сложены из камня, а их конические крыши покрыты соломой. Хижины как бы сбились в тесные кучки по 10 - 15 штук в каждой. Это саре - жилища отдельных семей местных племен. Саре, напоминающее средневековый замок-крепость, окружено невысоким валом из камней. В деревне пять саре - значит, здесь живут пять семей.
Карабкаемся по едва заметной тропе к ближайшему саре. Пройдя через каменную ограду, проникаем в небольшой дворик. Здесь совсем темно, потому что над головой на сплошном настиле из жердей сушится просо нового урожая. В некоторых хижинах теплятся огоньки очагов. К сожалению, хозяев саре не видно; и нам приходится покинуть его, так и не разглядев хорошенько.
Более двухсот лет назад мусульмане-фульбе, вторгшиеся в эти края, пытались покорить местные племена матакам, капсики, потокво, мофу и другие. Но те ушли в горы, где их не могла достать конница завоевателей, да так и остались там жить. И сейчас среди них есть немало людей, которые никогда в жизни не спускались в долины. Для них ближайший городок Мора кажется далеким и таинственным.
Фульбе называют эти непокоренные племена гopцев "кирди", что значит "язычники". Они были анимистами и остались верны своим обычаям и обрядам.
Вокруг по склону петляют, уходя вверх, каменные ограждения полей. Камни задерживают на этих маленьких делянках дождевую воду, чтобы она не смыла почву, которую предки местных жителей таскали сюда из долин. И сейчас иногда после больших ливней жителям гор приходится спускаться вниз за землей, унесенной потоками воды.
На каждом клочке земли люди сеют и жнут просо. Работают на полях не только женщины (как на юге страны), а все члены семьи. Во время сева и жатвы, поднявшись с рассветом, целые семьи выходят на работу в поле, и матери несут своих малышей в козьих шкурах за спинами. Возвращаются домой только с наступлением темноты. Молотьба, которая особенно тяжела, - дело только мужчин. Мужчины часто ходят здесь и за водой (в других районах страны этим занимаются только женщины), которую в сухой сезон в горах не достать; идут порой за несколько километров.
Так и проходит жизнь почти 700 тысяч кирди в тяжелом труде, в борьбе с суровой природой, - жизнь, остановившаяся на пороге железного века.
В горных долинах пасутся низкорослые, не похожие на царственных зебу быки черно-белой масти без горбов, с короткими рогами. Эти животные, как и козы и куры, предназначены исключительно для религиозных жертвоприношений и не имеют какого-либо хозяйственного применения.
Козы кажутся нам значительно крупнее тех, что мы видели у крестьян южных лесов. Они забираются на деревья и, балансируя на верхних ветвях, обгладывают листья.
Жители района, где мы находимся, носят гораздо меньше одежды, чем в любой другой области страны. Набедренные повязки, кожаные пояса, фартучки из разных материалов: ткани, кожи, коры или металла, а также амулеты, браслеты на руках и ногах и другие украшения - вот все, что надевают на себя кирди. Ночью они прикрываются шкурами животных.
Необходимость заработать деньги продажей продуктов своего труда для уплаты налогов и удовлетворения собственных потребностей толкнула в долины сначала кузнецов и ткачей, а затем и земледельцев. Все они приходили на рынки одетыми. Так постепенно кирди начали привыкать к одежде.
День уходит. Темнеет. Огромные черные скалы, кажется, нависли над нашими головами. На фоне еще светлого неба хорошо видна трехсотметровая громада утеса. У его подножия мерцают огоньки гостиницы, которую здесь, в Румсиках,- деревне племени капсики, держит какой-то предприимчивый француз.

Краски рынка Моколо

На другой. день с рассветом выезжаем в Моколо - главный город народности матакам. Из-за горизонта поднимается огромный огненно-красный шар солнца. Еще несколько минут можно смотреть на него, затем он, стремительно уменьшаясь, поднимается в небо, желтеет, бледнеет и растворяется в утреннем мареве.
Едем все выше и выше в горы. И вот мы в сердце гор Мандара, в самой труднодоступной их части. Перед нами Моколо. Ныне это большой город с аэродромом, где живут многие народности.
В Моколо мы попадаем в базарный день, и рынок напоминает праздничную ярмарку. На сухой желтой земле разложены товары. Мы идем, боясь наступить на горку перца или орехов кола. Никаких намеков на весы. Везде кучки, горки, куски. Только жидкости отмериваются посудой, но самой разной.
Здесь можно купить быков и собак, воду и пиво, оружие и посуду, ананасы и мыло, велосипеды и одежду. Блестят выложенные на холстинах женские украшения. Остро пахнут сушеная рыба, жареная саранча, мясо.
Рынок для каждого африканца нечто гораздо большее, чем для нас. Он идет туда не только, чтобы купить или продать. Он должен узнать там новости или рассказать о них, повидать знакомых и просто с кем-то побеседовать. На рынок приходят, как на работу, в определенный час сотни людей со всей округи.
Толпа гудит и медленно перемещается в тесном пространстве. Никто никуда не торопится. Каждый торгуется вволю, не спеша уступить в цене, и кажется, получает от этого явное удовольствие. Продавцы не кричат, расхваливая свои товары. Покупатели не спрашивают, хороши ли те или иные вещи, а берут их в руки, прикидывают на вес, пробуют на зуб...
У женщин свободные платья с длинными подолами, в которые они драпируются, как в тоги. На тканях изображены развесистые пальмы, носатые попугаи, зубастые львы или просто геометрические фигуры.
Рынок расцвечен всеми цветами радуги, но преобладают синие тона одежды мужчин и зеленые с коричневым женщин. На фоне окружающей зелени, голубого неба и желтой земли все это вместе создает яркий своеобразный колорит африканского базара, затерянного в глубине гор.
ПУТЬ ЧЕРЕЗ ГОРЫ
Недалеко от рынка - квартал, где живут кузнецы - люди, пользующиеся здесь всеобщим уважением. Ведь это они "украли у бога огонь" и владеют секретом изготовления железа, которое получают помощью четырех земных сил - огня, земли, воздухё и воды. К тому же, по поверью кирди, бог создал первым из людей именно кузнеца. Вот почему кузнецы здесь маги-исцелители и ведущие танцоры в ритуальных танцах.
За хижинами кузнецов стоят примитивные доменные печи, доставшиеся нынешнему поколению по наследству от дедов и прадедов.
Железо здесь содержится в горных породах, которые выносятся рекой с вершин гор. Люди собирают и промывают эти породы и загружают их прямо на древесный уголь в печь, предварительно полив ее жидкой просяной кашей, чтобы духи помогли плавке. Каждой плавке предшествует изготовление длинных глиняных труб для подогрева воздуха, идущего в печь.
Ковка производится камнем на камне. Вместо щипцов - расщепленная палка. Чтобы избавиться от шлака, эта операция повторяется много раз. Наконец слиток металла становится ковким. Теперь из него можно делать все, что угодно: кинжалы и копья, курительные трубки и женские набедренные повязки. И диву даешься, до чего изящными получаются все. изделия!
Выезжая из Моколо, мы сворачиваем с наезженной дороги на проселок и начинаем медленно подниматься все выше в горы.
Узкую каменистую дорожку окружает чахлая растительность. Дожди, видимо, были здесь давно. Встречаются ощетинившиеся колючками акации и держи-деревья.
Одно из деревьев с коротким, но мощным стволам и продолговатыми покоробленными жарой твердыми листьями привлекает наше внимание. Выходим посмотреть на него поближе. Оно стоит на самом солнцепеке. Тени под деревом почти нет: листья очень редки. На ветках висят по четыре-пять напоминающих инжир зеленоватых плодов. Это орехи масличного дерева карите, растущего в лесистой саванне.
Мы только что видели на рынке Моколо завернутые в листья куски густого темно-коричневого масла карите. Оно служит не столько для еды, сколько для смазывания тела. В сухой сезон, когда из Сахары тянет знойный ветер с мелкими песчинками, кожа у людей трескается, и на ней образуются ранки. Тогда приходится применять масло карите. Его употребляют также для лечения ревматизма, простуды и ожогов. В чистом виде его не едят, а используют для поджаривания пищи. Идет оно и для освещения; из него также изготовляют мыло, а женщины пользуются им как косметическим средством.
Как делают это масло, мы увидели позже, в Мора. Орехи карите ссыпают в ямы, утаптывают и оставляют преть. Иногда добавляют воду и засыпают орехи землей. Легко отделяющиеся от сгнившей мякоти косточки сушат и раскалывают. Ядра толкут в ступе и затем кладут в кипящую воду. Через несколько минут снимают с поверхности растопившийся жир - масло карите.
Отдохнув около масличного дерева, мы снова пускаемся в путь. На песчаной дороге не видно следов колес, ибо камерунцы, как почти все народы Тропической Африки, предпочитают по примеру своих предков переносить все грузы на голове, пробираясь через леса и кустарник по тропам, где скудная, обгоревшая трава смягчает жгущий ступни жар раскаленного песка. Судя по карте, Уджила должна вот-вот появиться, но ее все нет. Справляться у проходящих мимо женщин в. железных поясках с подвесками и у мужчин с копьями в руках нет смысла: французского они наверняка не знают.
Начинаю уставать за рулем. От постоянного напряжения ломит шею. Лариса достает розовый орех кола. По примеру африканских шоферов принимаю допинг: жую горькую фигурную дольку ореха, содержащего много кофеина и наркотики. Усталость как рукой снимает.
Но вот на пути деревня. На пригорке школа - четыре столба под соломенной крышей, опоясанные внизу плетнем. Вместо парт - бревна.
На камне у школы сидят трое мальчишек. Они говорят по-французски и сообщают нам, что до Уджилы еще четыре километра.
Мы видим, как из хижины, окруженной толпой людей, выходит человек, на плечах которого сидит другой, одетый в белые шкуры. Крепко держа свою ношу за ноги и согнувшись под ее тяжестью, он бегом направляется к дереву за хижиной. Впереди бежит бритоголовая женщина. Она бросает себе под ноги маленькие камешки.
- Что там происходит? - спрашиваем мы у ребят. - Разве вы не видите? - удивляются те.- Это же похороны. - А кто идет впереди? - Старшая дочь покойника, а жены идут за ним. Тело несет кузнец. Он будет копать могилу.
Лица и тела сопровождающих покойника женщин покрыты белой краской - в Африке это цвет траура. Когда покойника сажают около могилы, каждая по очереди касается его лба и что-то громко и пронзительно выкрикивает. Затем начинается ритуальный танец.
- Так хоронят всех мужчин потокво,- говорит один из ребят.- Покойника усаживают в могилу в таком положении, чтобы он смотрел на свою хижину и в долину, где жили наши далекие предки. У головы его кладут вещи: охотничий нож, трубку. Рядом ставят еду, пиво. Затем могилу засыпают и на нее кладут камень. Вокруг нее возводится ограда из камней. А вечером все пьют пиво и едят жертвенных коз, и, конечно, пляшут.
Так продолжается два дня. А если умирает вождь, то церемония длится дольше. Через несколько дней в хижине умершего ставят специальную посуду - жилище доброго духа. Ему нужно приносить еду, питье и жертвы, И тогда духа можно будет просить о чем-нибудь. Он поможет.
Африканцы верят в бессмертие и считают, что души умерших живут вечно в других людях, животных или в вещах, например, в статуэтках или масках. Духам поклоняются, и их боятся. Добрый дух может превратиться в злого, если ему не приносить различных жертв.

В лабиринтах саре вождя

Вот и Уджила - большая деревня на самой вершине горы. Это настоящая крепость племени потокво.
Еще несколько крутых зигзагов на подъеме, и машина въезжает в улицу, на которой, совсем как в большом городе, много прохожих. Дети играют прямо на дороге в обществе рыжих собак. Автомобили здесь редкость, и нас тут же окружают. Каждый хочет пожать нам руку и предлагает показать саре вождя.
Молодой человек в европейском костюме берется быть нашим гидом. Толпа отступает, и мы, преодолев последний подъем, оказываемся на широкой площади перед дворцом вождя.
Вождь сидит на веранде дома в обществе стариков. При нашем приближении он встает.
Перед нами мощный человек двухметрового роста. От его дружелюбного рукопожатия побаливает рука. Ему не более сорока лет. Одет он в синее бубу, на голове красная шапочка.
Вместе с хозяином мы входим во дворец. Несколько ступенек ведут вниз, в темную, круглую по форме комнату со скамейками у стен, на которых сидят женщины с детьми.
- В этом зале мы вершим суд,- говорит вождь.- Виновные здесь же подвергаются наказанию.
Мы входим в окруженный стеной двор. Вождь удаляется, чтобы продолжить прерванную нами беседу.
- Они обсуждают, на какой день назначить праздник урожая,- посвящает нас в суть их разговора гид.- Это самый большой наш праздник. Под звуки тамтама собирается вся деревня. Торжество начинается с жертвоприношений на могилах умерших в этом году и продолжается несколько дней. Оно длится дольше, чем праздник сева или новых листьев.
Во дворе стоят пяти-шестиметровые хижины округлой формы, сделанные из камня, и глины, диаметром не более двух метров, с остроконечными крышами.
- Это жилища и амбары сорока двух жен вождя,- сообщает проводник.- В них живут женщины с детьми, хранятся запасы проса, готовится еда.
Хижины стоят так плотно одна к другой, что дневной свет едва проникает между ними, и мы с трудом продвигаемся по образованному ими лабиринту. Окон в хижинах нет, только двери.
Заходим в одну из хижин, где застаем хозяйку. На голове у нее нечто вроде кокошника, на шее ожерелье; на каждой руке по три браслета - на запястье, ниже и выше локтей, а на ногах по два Все это сделано из - ярко-красных бусинок. На ней только набедренная повязка и больше никакой одежды.
В комнате стоит низкий деревянный топчан, покрыттый циновкой. На циновке спит ребенок. На полу пепел потухшего очага.
Женщина подходит к соседней хижине, где горит огонь под стоящей на трех камнях посудиной. Это ее амбар и кухня. Она достает миску, кладет в нее большую ложку каши и удаляется.
- Сейчас время обеда,- поясняет гид,- и каждая жена должна принести мужу, который ест отдельно от всех, ложку просяной каши. Потом уже она может обедать сама и кормить детей.
При свете горящего очага видна вся нехитрая утварь, находящаяся в хижине. У входа крепко закреплен камень для помола зерна. Около стены стоят глиняные сосуды, в которых содержится вода и соль.
Хозяйка рассказывает нам, что основная пища племени потокво - это просяная каша с соусом из масла карите и перца, а иногда также с салатом из свежих овощей. Кроме того - арахис, тыква, горох, пиво, приготовленное из проса. Мясо крупного скота и птицу потокво едят только по праздникам - ведь это животные, предназначенные для жертвоприношений,- или, если удается поймать куропатку, крысу, змею. Чаще всего они употребляют в пищу ящериц, птиц, некоторых насекомых и лягушек. Крупные животные давно перевелись в горах, и встретить антилопу можно крайне редко.
Мы возвращаемся во дворец. Проходим несколько комнат, в одной из которых находятся могилы предков. На могилах стоят глиняные кувшины с пивом.
Вождь ведет нас в свои покои. Здесь стол, стулья, железная кровать со спинками. На столе стоит будильник. На стенах - вырезанные из журналов картинки.

Пляска над пропастью

На площади у дворца потокво показывают нам свои танцы.
Барабаны начинают стучать медленно и глухо, как бы издалека. Жалобно и тонко вторят им бамбуковые флейты. Их поддерживают монотонные голоса женщин. Но вот ритм музыки усиливается, словно призывая танцоров вступить в вычерченный на песке круг.
Танцоры ждут. Музыканты яростно стучат в барабаны, громко звучат флейты и женские голоса. И тогда, как бы нехотя, выходит в круг несколько молодых женщин. Их темные тела блестят под солнцем. Стройные, грациозные, они плывут по кругу, запрокинув украшенные красным бисером головы. Привязанные к их икрам калебасы с просом отбивают такт все быстрее и быстрее.
И вот уже ноги и тела танцовщиц превратились в одно вертящееся колесо. Лишь время от времени над всей этой кружащейся массой вздымается и падает рука с серпом или тесаком да одна из танцующих испускает пронзительный крик заклинания, перекрывающий звуки музыки.
Женщины несутся по кругу, поднимая над собой столб пыли, и вдруг пляска замирает. Исполнительницы глухо вздыхают и застывают на месте. Через несколько секунд, согнувшись в почтительном поклоне и вытянув правые руки в знак уважения, они приближаются к вождю. Вождь приветствует их благосклонным жестом.
Пляска окончена, Она продолжалась полторы минуты.
Мы покидаем гостеприимную деревню Уджилу, и теперь уже пляску над пропастью исполняет наша "Волга". Спуск идет с головокружительной горной высоты по узенькой, вьющейся спиралью дорожке. Нам то и дело приходится разворачиваться на крохотных площадках, где с круч в пропасть летят из-под колес камни.
На середине спуска дорогу преграждает скала. Она наклонена к пропасти и, судя по всему, по узкой проезжей части машина пройти не сможет. Левое колесо должно проехать по наклоненному градусов на сорок и отполированному до блеска камню. Соскользни оно, и другое, правое, повиснет над бездной. Дорога безлюдна. Что делать? - Вылезайте! - командую своим пассажирам.- Поеду один.
Они вылезают, смотрят вниз, в пропасть, потом наверх, на пустынную дорогу, и молча возвращаются на свои места.
Мы проезжаем около этой скалы вместе.

Более двух тысяч километров от начала пути

Спустившись с диких гор в обжитую долину, мы вырываемся, наконец, на простор ровной, хорошо укатанной песчаной дороги. Навстречу нам несутся мотоциклисты, гарцуют на маленьких лошадях всадники. На примыкающих к дороге полях мелькают фигуры людей, собирающих урожай.
Дорога проходит по однообразной, выжженной солнцем и пожарами саванне. Деревья виднеются только по берегам рек.
Стоит сухой сезон, и растущая в саванне слоновая трава выгорела. Листья опали с большинства кустов и деревьев. Почва высохла и потрескалась.
Дождя здесь не было давно. Женщины выкапывают в руслах высохших рек ямки и набирают из них воду.
Жара невыносимая. Из Сахары тянет сухой горячий ветер. Автомобильные покрышки, соприкасаясь с асфальтом, дымятся.
По дороге идут три женщины. На их головах тазы с древесным углем. У них круглые лица шоколадного цвета. Черные как смоль длинные волосы заплетены во множество косичек. У каждой в правой ноздре по блестящему металлическому кольцу. Все три обнажены до пояса.
- Далеко ли до Кусери? Не понимая вопроса, они только улыбаются в ответ.
Перед могучим баобабом, возвышающимся у дороги над зонтиками ажурных акаций, останавливаемся на отдых. Баобаб - типичное дерево африканской саванны. Сейчас, в сухой сезон, листьев на нем нет.
Я потрогал ствол рукой и почувствовал влагу. Она сохраняется в коре в течение долгого сухого сезона. Нижние сучья дерева были обломаны - очевидно, это сделали слоны. Баобаб, вероятно, стоит здесь много веков,- ведь баобабы живут по нескольку тысяч лет.
Нам кажется, что стоящая по соседству- с баобабом акация дает больше тени, и мы перебираемся под нее. Однако солнечные лучи легко проходят через перистые листочки акации, и тень образуется очень зыбкая. Нам приходится вернуться под баобаб, широкий ствол которого дает сплошную тень.
Наш путь лежит дальше на север. Колебания температуры ночью и днем велики - 20 - 25°. Вчера днем было 45°С, а сегодня утром всего 20°С. И такое быстрое уменьшение температуры воспринимается как резкое похолодание.
В деревне Ваза перед хижинами у костров сидят закутанные в одеяла люди. Женщины подтянули коленки к груди и обхватили руками плечи. Мужчины сидят на корточках или поджав под себя ноги и тянут руки к огню.
Мы сворачиваем с дороги и едем по сухой потрескавшейся земле. Начинается полупустыня. Последние холмики зелени остаются позади. Только изредка встречаются карликовые акации с ветвящимися стволами. Трава сухая и выцветшая.
За высоким длинным мостом дорога кончается, упираясь в пересекающий ее большак. У перекрестка указатель: налево - Нигерия, направо - Чад. Прямо на север пути нет. Сворачиваем направо, к Кусери. Этот пограничный камерунский город стоит на берегу реки Шари.
Небо заволакивают тучи. Воздух тяжел. Температура за 40°С в тени. Нам кажется, что мы присутствуем при таком событии, как начало дождливого сезона. Издали доносятся раскаты грома. Поднимается сильный ветер. Однако тучи над нами рассеиваются, так и не одарив нас дождем.
Как только начнутся дожди, саванна зазеленеет, и в ней появятся животные: ведь корма для них будет много. Жара, которая сейчас невыносима, спадет.
И вот перед нами паром через реку Шари, впадающую недалеко отсюда в озеро Чад. Ставим "Волгу" в сторону и подходим к переправе.
Четверо рыбаков предлагают покатать нас в причаленной к берегу большой пироге. Пирога метров десять в длину, у нее поднятый нос; прямоугольная корма намного шире корпуса.
Мы ступаем на залитое водой дно шаткой посудины. Рыбаки отталкиваются от берега шестами, затягивают песню, и лодка берет курс на озеро.
Медленно проплываем мимо пологих, заросших папирусом болотистых берегов Шари. Над нашими головами проносятся стаи птиц. На камыше сидит трясогузка, в нескольких метрах от нее - малиновка. Они прилетели сюда на зимовку с севера.
Озеро - царство птиц. Грифам, ястребам, орлам и другим пернатым хищникам здесь есть чем поживиться. Черноголовые чибисы, удоды и вороны становятся их добычей. Повсюду на берегах и островах маленькие деревца облеплены птицами.
До середины озера нужно еще плыть сотню километров. За озером - Сахара.
От города Кампо на юге Камеруна, откуда мы пустились в путь, нас отделяют 1300 километров по прямой. Спидометр же "Волги" показывал, что пройдено 2137 километров.
Озеро Чад, находящееся на северной границе Камеруна, было конечной целью нашего путешествия. Поездкой по озеру путешествие закончилось.


Вернуться на главную