В дебрях леса

 

Дороги

Деревья крупным планом

Колонна жандармов

Хижина при дороге

Хлеб африканца

Алюминий по дешевке

К океану

Дороги

Мы трогаемся в путь из небольшого городка Кампо на крайнем юге Камеруна, который лежит в зоне тропических лесов на берегу Гвинейского залива, в 240 километрах от экватора. Наша цель - пересечь всю страну с юга на север и добраться до озера Чад. Маршрут избран так, чтобы познакомиться с жизнью и обычаями крупнейших племен, увидеть основные природные богатства и главные достопримечательности страны. В машине трое: я, шестилетний сын Костя и жена Лариса.
"Волга" резво бежит по накатанной латеритной дороге. Асфальта нет. Колонизаторы не тратили де- нег на строительство дорог, не имеющих стратегического значения.
Красная латеритная пыль вьется из-под колес, густым слоем покрывает придорожные кусты и деревья, деревенские дома, людей, шагающих рядом по тропинкам, проникает в автомобиль, лезет в нос и горло, хрустит на зубах. Все кругом грязно-бурое.
Дорога то резко отклоняется в сторону, как бы порываясь уйти назад, но, описав полукруг, возвращается к прежнему направлению, то спускается в поросшие пальмами речные долины и штурмует крутые склоны замшелых гранитных холмов.
Шаткие деревянные мостики через реки, заваленные обломками больших округлых камней и гигантскими стволами погибших деревьев, появляются из-за поворотов в самых неожиданных местах. Часто возле них, в воде, как грозное, но несколько запоздалое предупреждение, потому что тормозить уже поздно, можно увидеть обгоревшие и заржавевшие остовы автомашин, водители которых некогда, как говорят камерунские шоферы, прозевали вираж.
Мы то и дело догоняем мощные бензовозы и лесовозы. Чтобы перегнать грузовик, везущий стволы двухметрового диаметра и занимающий две трети проезжей части, нужно долго плестись сзади, пока виляющая из стороны в сторону дорога не выйдет на прямую, а шофер не помашет тебе рукой: проезжай, мол, и посторонится немного вправо. Встретиться же с такой громадинам нос к носу на повороте просто страшно. Она идет всегда с большой скоростью и держится почти на середине дороги.
Начинается дождь. Впечатление такое, будто небо свалилось на землю. Ослепительные молнии с треском раскалывают тучи, и из разверзнутого неба низвергаются потоки воды. А когда тучи уходят и появляется солнце, белые клубы испарений ползут с земли вверх, отрываются от зелени леса и растворяются в небе мерцающей голубой дымкой, образуя новые облака. Дремлющие под сенью леса болота наполняются водой до краев и рождают быстрые ручейки, а те, находя среди нагромождения камней, корней и поваленных деревьев извилистые пути друг к другу, сливаются в дикие необузданные потоки, которые затопляют все вокруг. Память о большой воде остается еще долго в затхлых гнилых низинах - рассадниках комаров, москитов и мух цеце.
Когда становится светлее, трогаемся. Латеритная дорога очень тверда. В латерите содержатся железо и алюминий, и с помощью дождевой воды образуется довольно твердая железистая кора. Ехать по такой застывшей после дождя корке было бы легко, если бы она была ровная. Но в том-то и беда, что в размякшем во время дождей латерите бурные ручьи и колеса тяжело нагруженных автомашин образуют неровности. Когда вода испаряется с поверхности латеритного покрытия, эти неровности окаменевают и дорога уподобляется давно не ремонтировавшейся булыжной мостовой с трещинами и колдобинами, и ехать по ней быстро становится опасно.
Ручьи не повернешь вспять, а грузовики можно задержать, пока не кончится дождь и проглянувшее солнце не высушит лужи. Поэтому на всех больших дорогах через каждые 20 - 30 километров стоят заградительные посты. Перед ними коротают время, простаивая по часу, два, а то и более, водители бензовозов и лесовозов. Легковые автомобили не задерживают: они не способны пробить колею и испортить дорогу.
Шлагбаум поднимается перед нами, и мы следуем дальше, провожаемые грустными взглядами тех, кто вынужден ждать.
Однако, добираясь до поста, грузовики уже успели порядком изуродовать дорожное полотно. Машину то и дело заносит. Колеса из одной колеи проваливаются в другую и норовят попасть в канаву.
На следующем сразу же за шлагбаумом подъеме терпим бедствие: колеса буксуют, и машина по едва заметному наклону вправо все больше и больше сползает к опасной кромке оврага. Выручает нас шумная ватага деревенских ребятишек, которые, облепив автомобиль со всех сторон, легко выталкивают его на пригорок.
Кругом бескрайний вечнозеленый лес. Миллионы деревьев! Сплошная листва изумрудными волнами убегает за туманный горизонт. Только изредка в стене зелени мелькают серые пятна деревень. С вершин холмов кажется, что под ногами раскинулся большой ярко-зеленый луг. Даже в болотах деревья стоят плотным строем.
Под деревьями - непроходимый колючий кустарник да красивые, но сплошь и рядом ядовитые цветы. Вверху, в листве, резвятся, тараторя, обезьяны. По кустам порхают тысячи разноцветных бабочек, иные величиной с ладонь. В прогалине показывается небольшая, ростом с собаку средних размеров, голубовато-серая антилопа дукер, которую называют ныряльщицей за способность молниеносно исчезать в кустах при появлении опасности. Она смотрит на нас большими глазами и бесшумно скрывается в чаще леса. Доносится только легкое пощелкивание ее копыт.

На нагретой солнцем дороге лежит крупная змея. Рисунок на ее чешуе яркий и колоритный: желтые и черные цвета на красном фоне и светло-зеленая кайма. Это рогатая гадюка. Она живет в лесах, предпочитая темные и влажные низины, прекрасно плавает, охотясь за мелкой рыбой, а на твердой земле кормится грызунами, подстерегая их из засады.
Рогатая гадюка - один из опаснейших врагов человека. С силой распрямившейся пружины она молниеносно бросается на него и пускает в ход зубы со смертельным ядом. Если не принять мер немедленно, за жизнь укушенного поручиться нельзя.
На юге Камеруна множество ядовитых змей. Они появляются даже во дворах и на улицах столицы страны Яунде.
Вскоре на нашем пути поднимается на хвост другая змея. Ее пепельно-черная чешуя отливает металлическим блеском. Она надувается, покачиваясь из стороны в сторону, буквально распухает на наших глазах. Мы различаем у нее на груди рисунок в виде очков; Это кобра, да к тому же плюющаяся, очень распространенный в Африке вид.
Резкий тормоз, и машина останавливается перед приготовившейся к атаке змеей. Она откидывает назад голову и выстреливает по машине очередью капелек желтого яда из двух своих стволов-зубов. Но мы уже закрыли окна, зная, что пущенная струя летит на расстояние до трех метров, и, если яд попадет в глаза, можно ослепнуть. Змея выплевывает на нас следующую порцию яда, затем еще одну и только после этого удаляется.
Мы давно уже обратили внимание на то, что встречающиеся по дороге люди идут с большими ножами в руках. Эти широкие и длинные, иногда обоюдоострые ножи употребляют все африканцы. У разных народов они называются по-разному. Там, где мы сейчас находимся, это куп-куп - от французского слова "купэ", что значит резать. Такой нож универсален., Им косят траву, рубят дрова, режут скот, роют землю, выкапывают корнеплоды и даже забивают гвозди. Но главное его назначение - быть оружием. Без него местные жители редко пускаются в путь, даже если идут в гости к соседу по деревне. И чаще всего это оружие применяется против змей.

Деревья крупным планом

Деревья разных пород и размеров бегут все время рядом с дорогой. Они взбираются на холмы, толпятся на их вершинах, скатываются с них по обрывистым, почти отвесным склонам, заполняют сплошь сумрачные низины, скрывая в своей вечной зелени журчащие внизу ручьи и реки. И повсюду в этом бурном хаосе растительности выделяются своей красотой и величием гигантские, до 70 метров высоты, и ровные стволы черного, красного, розового, кораллового, железного и других ценных пород деревьев с экзотическими названиями: акажу, сипо, азобе, обече, сапелли, дуссье, ироко, окумэ.
В Камеруне более трех тысяч древесных пород. Но даже двух деревьев одного вида рядом, как у нас в березняке или дубраве, увидеть трудно. Растут они в одиночестве на расстоянии нескольких десятков метров друг от друга, и лесорубам приходится иногда подолгу бродить в поисках годных на экспорт экземпляров.
У дороги над высоким кустарником возвышаются дынные деревья, или папайи. Их тонкие стволы лишены веток. Только на вершинах этих пяти-шестиметровых деревьев красуются пышные шапки из растущих во все стороны крупных лапчатых листьев. Сразу под ними, прямо на голых стволах, висят плоды: сверху мелкие, еще незрелые и поэтому матово-зеленые, а ниже - крупные, пожелтевшие и готовые к употреблению в пищу. В ярко-красной сладкой и водянистой, как у дыни, мякоти папайи много витаминов и йода. Если добавить несколько капель сока папайи в суп, варящаяся в нем жесткая говядина станет намного мягче. Так действуют содержащиеся в этих плодах ферменты, которые расщепляют белки.
Рядом с дынными стоят земляничные деревья, или гуаявы. Попадаются и могучие манго. Плоды тех и других вкусны и очень полезны. Тропический лес всегда прокормит человека, который сумеет отличить его съедобные дары от ядовитых. Разные породы деревьев плодоносят в разное время, точно так же как по очереди сбрасывают листву раз в два-три года.
На очередной развилке мы сбиваемся с дороги, но, быстро поняв это, все же продолжаем углубляться в лес, под. высокие своды которого нас уводит тропинка.
Наконец, находится место, где можно хоть развернуть машину, что мы и делаем, но удержаться от соблазна проникнуть в глубь девственного тропического леса мы не можем.
Войти в него нам удается не сразу. Острые шипы кустов цепляются за одежду и впиваются в тело. Боязнь потревожить змею заставляет выбирать место, куда можно ступить. Переваливаясь на крепко поставленную ногу, не легко вытащить за собой другую, так как за ней тянутся цепкие, нещадно колющиеся лианы.
Наконец, мы пробираемся все-таки метров на десять в глубь леса и, когда под ногами начинает хлюпать вода, а кусты исчезают, позволив увидеть землю, заваленную прелыми листьями, гниющими ветками и трухлявыми стволами, оглядываемся по сторонам.
Тихо. Слышится только легкое журчание ручейка и монотонное жужжание насекомых, да изредка раздается сиплый крик с шумом взлетающей где-то рядом птицы.
Кругом царит серо-зеленый полумрак. Солнца совсем не видно. Только в одном месте, впереди, его иссиня-белые лучи пробивают толщу листвы. В них купаются мириады мошек и большие бабочки. Все это, как в царстве тенек из сказки Метерлинка "Синяя птица".
Над головой сплошная зеленая крыша, образованная кронами высоких деревьев. У нас такое ощущение, будто сидим на дне океана под огромной толщей воды. Полное безветрие усиливает это чувство. Уши словно заложены ватой. На голову что-то давит. Спертый и дурманящий запах тления, сырой земли, как в заброшенном и заросшем поганками колодце, бьет в нос. Душно.
Мы стоим у могучего ствола эвкалипта. Узнать его нетрудно по светло-коричневой шелковистой коре. Нам не видно его листьев, влившихся высоко вверху в общую зеленую массу. Да и ствол проследить до этой зелени не удается. По нему ползут вверх древовидные лианы такой толщины, что и топором их не сразу перерубишь. Извиваясь кольцами и спиралями, завязываясь в узлы и сплетаясь друг с другом в крепкие жгуты и петли, они плотно охватывают ствол со всех сторон. Выше к ним присоединяются лианы, не удержавшиеся на других деревьях. Падая вниз или же раскачиваясь во время бури, они сумели зацепиться за дерево и таким образом удержаться на высоте. Вместе с теми, что поднимаются с земли, они продолжают тянуться по стволу эвкалипта вверх, туда, где светит солнце, где много воздуха. И такие перекидывающиеся с соседних деревьев лиановые гирлянды висят на эвкалипте, как украшения на новогодней елке.
Мы пробуем найти корень самой большой лианы, прицепившейся к эвкалипту внизу. Это невозможно.
Не поймешь даже, в какую сторону идет рост. Ясно одно - лиана рухнула на землю вместе с таким же, но уже давно сгнившим от старости, исполином, как наш эвкалипт, потому что часть ее лежит в двух шагах от нас в виде спирали, а конец спирали уходит круто вверх и теряется в ветвях соседних деревьев.
Молодые побеги растений тянутся из каждого дупла, из всех щелей в коре, из множества разветвлений и сгибов - отовсюду, где в углублениях задерживается влага и застревает опавший лист или обломившаяся веточка и таким образом образуется горстка перегноя. Эти растения - эпифиты. Они не высасывают соков из деревьев, на которых растут, главное для них - крепко зацепиться корнями и удержаться.
Листья, цветы, облепленные мхом живые и мертвые ветви - все кажется сделанным из воска или камня, навсегда застывшим, будто в склепе, заваленном венками из искусственных цветов.
Мы без труда узнаем среди эпифитов папоротники. Они примостились к стволам деревьев на небольшой высоте. Выше расположились хорошо знакомые нам орхидеи. У них распускаются белые и бледнорозовые цветы, букетами свисающие вниз. А вот фикус. Появившись на стволе небольшого деревца, он был безвреден. Но вот он достал корнями до земли и бурно пошел в рост. Это уже не эпифит, а паразит, ибо отнимает соки у корней приютившего его дерева, для которого такая совместная жизнь в скором времени окончится гибелью: фикус задушит его. Мы уже не раз видели такую картину: разросшийся фикус держит в объятиях высохшую масличную пальму.
Немного в стороне стоит большой старый куст бамбука. Его торчащие букетом из земли стебли давно начали гнить. За ним растет древовидный папоротник. Дальше - хлебное дерево. На нем висят продолговатые плоды с "бородавками" на толстой коже. Это и есть "хлеб", растущий на деревьях, которые плодоносят восемь месяцев в году. "Хлебцы" очищают от кожи и пекут в листьях на раскаленных камнях очага. Вкус у них действительно хлебный. А вот азобе - железное дерево. Его древесина- одна из самых тяжелых и крепких. Из нее делают паркет и шпалы, а также вырезают статуэтки, которые ценятся дороже, чем из черного или эбенового де- рева. Отличить азобе от других пород можно не только по весу, но и по фиолетовым полосам, чередующимся в разрезе со светло-серыми. Существенный его недостаток - трудность обработки, но труд резчика всегда окупается. Главное - найти это дерево в лесу. В Камеруне оно теперь редкость.
Из-за азобе виднеются крупные цветки тюльпанового дерева. С них капает вода. Содержимое трех-четырех таких цветков может утолить жажду человека. С другой стороны высовываются ходульные корни белесой зонтичной пальмы - мусанги. Кажется, будто дерево выдернули из земли и, перевернув, воткнули обратно ветками кроны. Его ствол, подпираемый выгнутыми корнями, висит в воздухе, и Костя свободно проходит под ним между этими подпорками.
Мы проходим вперед еще метров пятьдесят, но не встречаем не только еще одной мусанги, но даже ни одного родственного ей вида дерева - ироко, которым в больших количествах торгует Камерун. Не находим мы и красного дерева - акажу, из которого делается мебель. Узнать его легко, но встретить не просто. Зато мы неожиданно натыкаемся на розовое дерево - окумэ, которое в изобилии растет в Габоне и Конго.
За спиной раздается выстрел. Мы вздрагиваем и оглядываемся: уж не охотник ли с каким-то старомодным кремневым ружьем засел в кустах. Нет. Это лопаются с оглушительным треском спелые стручки масличного боба, который стоит рядом с гарцинией. У гapцинии горизонтальные ветви, а от них строго вертикально отходит множество побегов - как свечи в канделябрах.
Такой лес недаром называется влажным. Здесь все пропитано водой. Дожди здесь льют в течение всего года, и вечнозеленая растительность всегда напое- на вволю.

Колонна жандармов

Ни одного живого существа не видно. Лишь намеки на присутствие животных. То где-то неподалеку хрустнет ветка, то послышится слабый писк. На большом дереве за бамбуковым кустом поломаны и собраны шалашиком нижние ветки. Может быть, здесь ночевали гориллы? Огромные человекообразные обезьяны живут именно в этих местах. Во всей Африке горные гориллы остались только в Заире и Руанде, а береговые - в Габоне и Камеруне, так что встреча с ними не исключена.
Но вот появляется коричневая с черными полосками на спине мангуста. Зверек становится на задние лапки, с присущим ему любопытством некоторое время смотрит на нас и торопливо продолжает свой путь. За мангустой, шурша по листьям и заставляя нас отпрянуть, ползет в нашу сторону змея, за ней бежит пушистая крыса.
Мы стоим, ничего не понимая. Почему мангуста, истребитель змей, не кидается на змею, а змея, питающаяся грызунами, не трогает крысу?
В довершение всего листья под нами начинают шевелиться, и мы уже не знаем, что и думать, как вдруг Костя кричит:
- Муравьи! Их много. Это странствующие красные муравьи-жандармы. Они переселяются на новые места в поисках воды, играющей важную роль в их жизни. Падает влажность в районе, где живут эти муравьи,- редеют их колонны. Прибавляется воды в почве и воздухе- насекомые вновь начинают размножаться.
Передовые отряды жандармов проходят мимо нас. Крупные, в сантиметр, насекомые спешат, но успевают обшарить каждый листик, каждую ямку и палочку. Из-под ног у нас они вытаскивают жука, который раз в двадцать больше каждого из них, убивают его, и мертвое тело, как эстафета, передается назад по головам тех, кто идет следом. В колонне образуется нечто вроде коридора, по которому муравьи снуют чел- ноками взад и вперед.
У нас дома, в Яунде, на кухне всегда можно видеть муравьиные коридоры. По ним крохотные, едва видимые санитары отправляют в свои жилища все остатки нашей еды. Живут муравьи и на балконе в цветах.
Но здесь иное. Вот накатывается новая волна насекомых. В нос ударяет отвратительный кислый запах. Перед нами уже живой ручей из барахтающихся муравьиных тел. В ширину он сантиметров двадцать- двадцать пять, а в длину может быть с километр. Тысячи насекомых ползут вперед сплошной массой по пути, проложенному передовыми отрядами.
Камерунцы, не скрывающие своего страха перед муравьями-жандармами, рассказывают, что такая колонна, проходя через деревню и натолкнувшись на привязанную у хижины собаку или козу, оставляет через пять-десять минут на этом месте только хорошо обглоданные кости.
Вдруг Лариса чувствует укус в ногу. Тут же вскрикивает Костя. По моей ноге тоже карабкается муравей.
С дерева, перед которым мы остановились, прыгает большая серая кошка. Протяжно мяукнув, она падает и нескольких метрах от нас. Мы только успеваем разглядеть черно-белые полосы на ее спине и определить, что это генетта, как ее и след простыл.
Надо уходить. Мы бежим к машине и с ужасом замечаем, что муравьи двигаются в том же направлении. Подгоняемые жгучими укусами насекомых, успевших залезть под нашу одежду, не опасаясь уже наступить на змею, так как все живое уже далеко от муравьиной колонны, мы пробираемся сквозь колючие кусты и выскакиваем на дорогу. Муравьи переходят ее, но их путь лежит, слава богу, не через "Волгу".
Однако радость оказывается преждевременной. Один из боковых дозоров, привлеченный запахом съестного, забрался по колесам в открытые окна машины и на заднем сиденье уже подобраны все крошки, а вездесущие насекомые облепили холодильник с продуктами, и к ним жиденькой струйкой течет подкрепление. Костя, вместо того чтобы занять свое обычное место сзади, забирается вместе с матерью на переднее сиденье. Я поворачиваю ключ зажигания, и машина срывается с места.
Метров через двести мы останавливаемся. Лариса вытаскивает холодильник на дорогу и принимается с тряпкой в руках стряхивать с него, а заодно и со своих ног, непрошеных гостей. Оставшиеся в машине муравьи ползут вслед за холодильником.
Быстро вталкиваем холодильник на место и, отъехав еще несколько метров, возвращаемся посмотреть, что будут делать высаженные из машины пассажиры. Они сбиваются в кучку, а затем, построившись в колонну, тянутся назад; к своим главным силам.

Хижина при дороге

Перед лесной хижиной на сбитом из досок прилавке выставлены ананасы и бананы, а рядом на сучке подвешены три грубо сплетенных из прутьев корзины и туша убитой обезьяны - все это на продажу. Прямоугольная хижина с покрытой листьями пальмы пологой двускатной крышей сделана из скрепленных лианами деревянных планок. Щели между планками замазаны глиной. Дверей нет. В жарких тропиках они и ни к чему. В сквозной дверной проем посредине хижины видны растущие в огороде кусты, так как напротив входа есть такой же выход во двор.
На ровной, хорошо утрамбованной площадке перед жильем сушатся зерна какао, на которых лежит рыжая собака. Площадка предохраняет жилище от змей: на гладкую открытую поверхность они не выползают. У могилы хозяйских предков в пыли купаются куры.
Маленький старый козел с деревянной колодкой на шее (чтобы не убежал в лес) боднул поросенка, и вся семья свиней с хрюканьем исчезла в кустах. Собака бросается на нас. Куры разбегаются. В тени под широкими листьями банана остается стоять только черно-бело-коричневая овца, которая, кажется, спит, разморенная жарой, мерно покачиваясь на длинных ногах.
На скрип тормозов отзывается крестьянин. Не спеша подходит. У него массивный приплюснутый нос с широкими ноздрями, толстые губы, выдающаяся вперед челюсть, круглая голова. Он из племени басса, населяющего этот район.
Покупаем у него ананас за четверть городской рыночной цены. Ведь ехать и продавать его в городе для крестьянина хлопотно и менее выгодно, потому что за проезд тоже надо платить, а перекупщик дороже не даст. Интересуемся, сколько в хозяйстве земли.
- Два га под какао, два га под бананами,- охотно перечисляет он,- два га под маниоком.
- Сколько же всего? - Два га.
На этих двух гектарах возделывается сразу десяток культур. Под развесистыми манговыми деревьями и широкими банановыми листьями зреют в тени плоды разных культур, которые не могут жить под солнцем.
- Сколько вы выручаете за свой товар на рынке? - спрашиваю я.
- Две, иногда три тысячи франков в месяц. Немного, если учесть, что рабочий получает десять- пятнадцать тысяч, а средний чиновник - восемьдесят.
- Большая ли у вас семья? - Восемь человек.
Если в стране с шестью миллионами жителей 90 процентов крестьян, то неудивительно, что годовой доход на одного жителя держится в пределах лишь 200 долларов (примерно 50 тысяч африканских франков), в то время как в развитых странах он достигает трех и более тысяч.
- Куда же идут деньги?
- На налоги, одежду, соль, посуду... И транзистор хочется купить, и велосипед...
В сопровождении хозяина проходим мимо хижины во двор, за которым среди леса видны огород и плантации.
Из кустов слева выглядывает очаг для приготовления пищи. Он под навесом. Ведь дождь может пойти каждую минуту. Посуда - чугунные горшки и эмалированные миски с большими деревянными разливательными ложками - хранится под той же крышей. Здесь кухня.
На завалинке перед большим камнем сидит женщина в парусиновом платье. Кивнув нам, она, не торопясь, продолжает свое дело: кладет на большой камень початки кукурузы и ударяет по ним маленьким. Зерна сыплются наземь. Рядом сидит без всякого дела молодой мужчина, видимо ее муж, и что-то со смехом рассказывает.
У порога на стульях расположились еще две женщины - совсем юная и очень пожилая. На той и другой только обернутые вокруг бедер широкие куски ткани. Большим гребешком пожилая разделяет голову, девушки на квадраты, собирает жесткие пряди вьющихся волос, накручивает на палец, распрямляет, а затем, перехватив у корней петлей из толстой нитки, плотно вплетает эту нитку в волосы. Это самая модная в Камеруне прическа девушек. Молодые женщины заплетают косички и складывают их на голове в затейливые узоры.
В деревянном загоне мечется черный боров. За загоном начинается огород. Никаких грядок здесь нет, и у нас создается впечатление полного запустения и хаоса. Сначала в высоком бурьяне мы различаем только вилки капусты, а затем замечаем еще и зеленые помидоры. Над ними возвышаются стебли кукурузы и сахарного тростника. Перешагиваем через стволы поваленных деревьев. Спотыкаемся о пни. Обходим оставшиеся стоять деревья.
Хозяин поясняет, что не срублены только плодовые деревья - манго, авокадо, масличная пальма.
"А поваленные стволы сжечь невозможно,- добавляет он.- Мы рады были бы получить из них золу на удобрение, но они не горят, потому что пропитаны водой. Вывезти же их можно только трактором. А тракторов у нас нет. Пни выкорчевывать нельзя- тогда дожди размоют почву".
За огородом начинается плантация какао, которая мало чем отличается от окружающего леса. Деревца какао посажены под другими деревьями.
- Им нужна тень,- объясняет крестьянин.
За плантацией какао простирается поляна. Кусты и трава на ней сожжены. Под ногами шуршит зола. Женщина с привязанным к спине спящим ребенком разравнивает ее тяжелой мотыгой на короткой деревянной ручке.
Деревья вокруг опалены. Листья их пожелтели и свернулись. Кора обуглилась. На одно из них взобрался юноша. На пятиметровой высоте он уперся ступнями в ствол, откинувшись всем телом назад на веревке, опоясывающей дерево, и машет куп-купом, из-под которого сыплется град щепок. Наконец дерево трещит и валится на землю, вызвав дождь из веток и листьев с соседних деревьев.
- Теперь новая плантация будет хорошо освещаться солнцем,- замечает хозяин,- а солнце очень нужно для ямса.
- Почему вы выбрали для плантации именно это место?
- Здесь росла высокая трава, значит земля хорошая.
Юноша принимается обрубать ветки на упавшем дереве, а женщина проходит из конца в конец поляны, выкапывая небольшие ямки и сгребая к ним смешанную с золой рыхлую землю.
- Скоро начнутся большие дожди,- объясняет хозяин.- Нужно успеть поднять целину, сжечь всю траву на старых делянках, с которых убран урожай, и засеять их. Не успеешь всего этого сделать - не видать тебе нового урожая.

Хлеб африканца

Женщина берет в руки корзину с посадочными клубнями и, плюнув на нее несколько раз, торжественно произносит заклинание на языке народности басса:
"Прочь, муравьи! - переводит нам старик.- Прочь все враги и люди с дурным глазом! Расти мой ямс и пусть ветер играет твоими листьями!"
В вершины кучек полуметровой высоты она закладывает клубни, а сверху набрасывает сухие листья и втыкает колышки.
Юноша комментирует: - По колышкам будет виться ботва ямса. Листья сохранят влагу до дождей. Ямс по вкусу похож на картофель, только он слаще и клубни у него гораздо больше. Чтобы урожай был лучше, под ямс мы копаем землю сразу после раскорчевки.
Мы часто видели на базарах выложенные на земле для продажи связки этих клубней. В разных странах Африки их называют по-разному: иньям, кафи и др. Ямс созревает быстрее других корнеплодов, но он капризен и требует особого к себе внимания. Он насчитывает до двухсот видов, среди которых попадаются и ядовитые. Есть ямс белый и желтый.
- После дождей, в декабре, ямс созревает,- продолжает юноша.- Копать его не надо. Разгреб кучу, в которой он рос, и собирай урожай. Как раз под новый год все съедают последние клубни прошлогоднего урожая. Женщины начищают чугуны, миски, плошки, хорошенько промывают ступы. Приходят гости, и начинается пир на целый день. У хороших хозяев те, кто сидят на противоположных концах стола, могут увидеть друг друга только поздно вечером, когда гора поданного ямса будет съедена.
Тем временем на помощь женщине с ребенком приходит другая, которая шелушила во дворе кукурузные початки. Теперь первая выкапывает мотыгой лунки между кучками с ямсом, а вторая бросает в них зерна кукурузы. Тяжелый труд пахаря, сеятеля и жнеца здесь принадлежит исключительно женщине.
Хозяин ведет нас на пальмовые и кофейные плантации. Там только что заменили хилые и погибшие растения новыми -саженцами.
- А во время дождей вы отдохнете? - спрашиваем мы.
- Что вы, что вы! - машет рукой старик.- С первыми ливнями пойдут в рост сорняки целыми кустами. Каждый погожий день наши женщины выходят на прополку. А к концу дождей начнется уборка урожая. Завянут и опадут листья арахиса - собирай бобы, пока они не сгнили в земле. Начинают созревать какао и кофе, и с их зернами очень много возни. Мужчины после каждого дождя латают поврежденные ураганами крыши, вырезают завоевавшую весь двор траву. И о козах, курах, овцах и свиньях надо позаботиться. Кормить их не надо, они сами добывают себе пищу в лесу. Но их надо беречь от леопарда, циветты, мангусты. и других хищников, которых здесь много.
Мы сами редко едим мясо. Охота становится все менее добычливой. Правда, мы делаемся охотниками поневоле, защищаясь от слонов, кабанов или обезьян, которые губят на плантациях все, что не успевают поесть. Главная наша дичь - антилопы - совсем перевелась. Свой скот резать жалко. Вот у меня сейчас сын собирается жениться, и нужно готовить выкуп за невесту. А старшая дочь еще не подросла, и выкуп за нее я получу не скоро. Так что придется расстаться с барашками...
Он возвращается к прерванной теме. - Затем приходит время, и созревают другие фрукты и овощи: бананы, авокадо, ананасы. Их тоже надо убрать. Потом нужно сжечь ботву, взрыхлить и снова засеять или засадить землю. А тут наступает очередь маниока...
Клубни маниока можно видеть вместе с ямсом на каждом базаре. Этот корнеплод - основная пища крестьянина, живущего в лесах Африки. Его сажают в ямки на лесной корчевке черенками. Через четыре- пять месяцев выкапывают толстые продолговатые корни, накопившие крахмал. Обычная их длина- полметра, но мы видели и полутораметровые весом до 15 килограммов.
Не торопитесь, однако, приехав в Африку, попробовать маниок. Корень, выкопанный из земли,- яд! Он содержит синильную кислоту. Поэтому перед употреблением в пищу клубни вымачивают.
Маниок варят, жарят, пекут, а чаще всего мелко нарезают, сушат на солнце, а затем толкут в ступе. Получается похожая на манную крупу мука - тапиока. Чаще всего из теста, замешенного на тапиоке, пекут лепешки; их поливают маслом, посыпают жгучим перцем пили-пили, завертывают в листья и. пекут. Дети обычно берут с собой в школу на завтрак такие перевязанные ниточкой пакетики-голубцы. Из маниока можно сварить кашу, кисель или суп, испечь лепешки и блины; печенье и пироги. В Камеруне каждый год выращивают и съедают более 500 тысяч тонн маниока.
- Маниок. растет на любой. земле,- рассказывает крестьянин.- Ему нужно только много воды. Наша забота - посадить его перед дождями, а затем - выкапывай себе сколько надо. Он в земле хранится до трех лет. Каждый из нас съедает его почти по килограмму в день. А из ботвы маниока мы делаем салат.
Маниок содержит много крахмала, но мало витаминов, что ведет к разного рода заболеваниям. Это трудно перевариваемая нища, как впрочем и арахис, который вместе с маниоком, а также бананами служит основной пищей африканцев.

Алюминий по дешевке

А вот наконец и город. Эдеа. Эдеа - это прежде всего принадлежащий французским компаниям алюминиевый комбинат "Алюкам". В Африке такие крупные предприятия тяжелой индустрии можно пересчитать по пальцам. "Алюкам" расположился на острове посреди широкой и многоводной реки Санаги. Нам предстоит пересечь этот остров, соединенный с берегами реки железнодорожными мостами.
Минуем первый мост. У второго с нас берут деньги за проезд - он частный. Но ехать нельзя: ждут поезда, а так как на узенькой проезжей части нужно следовать по, железнодорожному полотну, все автомашины задерживают. Поезд же может появиться и через полчаса. Поэтому останавливаемся у гостиницы с бассейном, теннисными кортами и рестораном. Здесь живет около сотни французских специалистов "Алюкама". Отсюда открывается вид на весь энергометаллургический комплекс.
Реку перегородила плотина, на которой построена гидростанция Энелькам. Рядом, на площади в квадратный километр, раскинулись четыре заводских корпуса. Там в ваннах, нагретых до двух тысяч градусов, вот уже девятнадцать лет день и ночь плавится металл. Около тридцати тысяч тонн в год чистого алюминия экспортируется из Камеруна. Тот, кто смотрел по телевидению олимпийские игры во французском городе Гренобле, видел и камерунский алюминий: им облицована монументальная лестница стадиона. А посуду, сделанную камерунцами из алюминия, можно видеть и в соседних странах.
Бокситы для "Алюкама" .доставляли сначала из Франции, а теперь везут из Гвинеи, хотя в, самом Камеруне много лет назад обнаружены запасы этого сырья, превышающие миллиард тонн. Однако эти месторождения далеки от дорог, и французы считают, что привезенное по морю сырье им обходится дешевле, чем стоила бы разработка и транспортировка местных залежей. Камерунское правительство владеет восемью процентами акций "Алюкама", которые дают государству почти столько же, сколько вся пивоваренная промышленность - самая доходная в стране.
В 1957 году, когда пускали этот комбинат, французская газета "Монд" писала, что Камерун (он был в то время подопечной территорией Франции) занял место среди очень ограниченной группы весьма цивилизованных стран, производящих алюминий", и его отношения с метрополией как бы вывернулись наизнанку, потому что Франция посылает в Камерун сырье, а получает от него готовый продукт. Вроде бы поменялись ролями. На деле однако ничего не изменилось: "Алюкам" и по сей день принадлежит французскому частному капиталу. Французы получают для "Алюкама" почти всю энергию гидростанции Энелькам, которая в три-четыре раза дешевле, чем во Франции, а также пользуются баснословно дешевой рабочей силой камерунцев и только на этом наживают огромные барыши.

К океану

Чем ближе подъезжаем к океану, тем труднее дышать: воздух тяжел и горяч, как в парилке. Мы знаем, что и ночью температура не упадет ниже 30'С, и думаем, удастся ли достать в гостиницах Дуалы номер с кондиционером.
Влажность воздуха никогда не бывает в этом районе ниже 60 процентов и чаще всего колеблется в пределах от 90 до 95 процентов. До чего ни дотронься- везде сыро. На стеклах и кузове автомобиля - капельки влаги. Не раз мы ездили в Дуалу и очень редко видели над ней солнце. Его лучи с трудом пробиваются сквозь висящую над землей белесую дымку. Небо заволакивают низкие облака, всегда готовые пролиться дождем. Вот и сейчас крупные капли снова забарабанили по ветровому стеклу. На дороге блестят лужи, которые прикрывают предательские ямки, и на них нас время от времени подбрасывает. Едем медленнее.
Дождь перестает так же неожиданно, как начался. Асфальт перед. нами совершенно сухой, даже без луж, будто здесь не было дождя со вчерашнего дня так быстро испарились его следы.
Климат на юге Камеруна экваториальный, постоянно влажный, средняя температура самого теплого месяца (февраль или март) 24 - 28° С, самого холодного (июль или август) 22 - 24° С.
В областях юга, удаленных от моря, например в районе камерунской столицы, которая отстоит от моря на три сотни километров и возвышается над его уровнем на 700 метров, четыре сезона в году. Большой (сухой) длится с декабря по март, малый (дождливый) - с апреля до июня, малый (сухой) - с июня до конца августа и большой (дождливый) - с сентября по декабрь. А здесь, в Дуале, в течение всего года даже не чувствуется разницы между сезонами. Дожди выпадают чуть ли не каждый день, и температура практически одинакова все время. Типичный экваториальный климат. Дуала - одно из наиболее влажных мест тропического побережья Африки с осадками до пяти метров в год. Только в большой дождливый сезон между Яунде и Дуалой нет, пожалуй, разницы: ливни обрушиваются на землю водопадами каждый день в одни и те же часы. В это время не сохнет выстиранное белье, а одежда сыреет и плесневеет. Чтобы спасти семейный гардероб, женщины в этих городах зажигают в платяных шкафах большие электрические лампочки.
На дороге группа ребятишек. У одного из них на плече лежит какое-то белое с черными лапами и черной головой животное. Ну конечно же, это африканский барсук ратель, всегда готовый больно укусить или оцарапать своими кривыми когтями. Его же кожу не могут прокусить ни собаки, ни змеи. Поэтому-то он смело идет на любого зверя, даже на льва. Ратель роет по ночам землю и копается в гнилых пнях, находя там личинки и насекомых, но любимая его еда - мед. Он лезет носом прямо в соты, нисколько не смущаясь тем, что пчелы жалят его. У рателя есть в лесу друг - маленькая зеленая птичка с желтым брюшком, которая показывает ему, где искать пчелиные гнезда. Остатки разрушенных сот достаются ей. Она так и называется: медоуказчик. Питается медоуказчик воском, частенько поедая свечи в церквах. К пчелиным гнездам этот пернатый наводчик летит с дерева на дерево и щебечет, зазывая, а умолкает только у самой цели, где садится на соседнюю ветку и бьет крыльями. Следуя за медоуказчиком, ратель издает характерный свист. Если за птицей идут местные охотники, они подбадривают ее, имитируя свист рателя. Мы замечаем на груди у одного из мальчиков совсем крохотного, с мышонка, зверька. У него огромные глаза и поставленные перпендикулярно к голову уши.
- Какой смешной лопоухий .глазастик! - восхи. щается Костя.
- Кто это? - Галаго, или лемур. Ero называют "дитя леса", потому что ночью, выходя искать себе пропитание, он издает звуки, напоминающие плач ребенка.
Мы даем ребятам за зверька деньги и помещаем его в картонную коробку из-под карманного фонарика.
- Как ты его поймал? - спрашиваю я у мальчика.
- Вчера вечером,- отвечает тот,- мой отец надрезал пальму, чтобы набрать из нее соку для вина. Сок вытекает очень медленно, поэтому надо оставлять калебасу на ночь. На рассвете я пошел за соком и увидел у пальмы зверька. Он очень любит сладкое, но не знает, что от пальмового сока можно опьянеть. Он выпил сок и уснул. Я его и подобрал.
До Дуалы, второго по экономическому значению и по величине города страны, остается километров пятьдесят. Лес вокруг редеет, обнажая заросшие кустарником поляны. Крупных деревьев не видно: их вырубили. Лучшие экземпляры давно погибли под пилами и топорами и вывезены из этих близких к порту мест в Европу. Только вдалеке от дороги еще маячат могучие великаны. Это породы, не имеющие промышленной ценности. Но и до них добираются люди.. А ведь, чтобы все эти вырубки возродились и превратились в прежний могучий лес, нужно время.



Вернуться на главную